Накануне собственного дня рождения Скорпиуса терзали мысли совсем не связанные с его праздником. Он неожиданно понял, что уже менее чем через три недели своё семнадцатилетние будет праздновать Гвендолин, а ещё через неделю становятся старше сперва Тео, а потом и Доминика. Занятый переживаниями на каникулах и учебой в семестре, Скорпиус и не думал о том, чтобы подготовить для кого-либо из них подарок. Тем не менее, времени для покупок оставалось не так много, а ограничиваться ассортиментом Хогсмита Малфой изначально не планировал. В конце концов, это его последний год в Хогвартсе и тому же Тео хотелось подарить что-нибудь уникальное, предмет, который мог бы мотивировать его в то время, когда он останется в школе один.
Скорпиус прикидывал, каким образом, когда и как он может покинуть школу. Для этого необходимо было разрешение родителей или кого-либо из преподавателей. Мешала ещё и некоторая ограниченность в финансовом плане, к которой Скорпиус не привык. Нельзя было сказать, что из дома он не получал денег, но в основном ему их присылали мать и дед. Отец по-прежнему его игнорировал. За два месяца учёбы он написал ему всего одно письмо, в котором отчитал за побег, но, возможно, в таком его поведении был виноват и Скорпиус. В конце концов, за всё это время он ни разу не сделал попытки помириться с ним, не извинился и не стал что-либо объяснять. Обиды на отца он больше не испытывал, но добиваться прощения не позволяла гордость. К тому же, Малфой знал, что не прекратит свои занятия, а потому извиняться не видел смысла.
Кроме забот о чужих подарках, Скорпиусу нужно было задуматься о собственном празднике. Обычно он не ставил себе задачу устраивать какую-то вечеринку, но этот год в школе был для него уникальным, а совершеннолетие казалось достаточно весомым поводом. Всё для праздника можно было приобрести в Хогсмите и позаимствовать на кухне, но это ещё нужно было как-то незаметно пронести в школу и устроить это где-то в спальнях, так, чтобы никто из преподавателей не увидел и стеклянные бутылки раньше времени не обнаружили.
Денег для этого у Скорпиуса хватало, и он даже представлял, кому и какие распоряжения нужно раздать, но по какой-то причине прямо сейчас ему крайне не хотелось видеть кого-либо из своих друзей. У половины из них на лицах застыло заговорщическое выражение, а вторая половина была чересчур рассеянной и счастливой. Обе они раздражали юношу, и обоим хотелось то ли наговорить, то ли наделать гадостей.
«Что это они все надумали влюбляться?! А как же я?!» — думал Скорпиус и старался держаться от счастливых, в его глазах, друзей подальше, словно бы влюблённость была заразной болезнью. Поэтому после зельеварения, на котором он едва-едва не испортил отвар, юноша направился не в гостиную со всеми, а к стенду с объявлениями, якобы чтобы убедиться, не вывесили ли расписание экзаменов по трансгрессии. Через пару дней он станет совершеннолетним и ему действительно хотелось поскорее иметь право пользоваться всеми преимуществами своего возраста, вот только сегодня Скорпиус уже проверял объявления.

Скорпиус не сразу услышал, как его окликнули. Обычно именно на оклики он реагировал лучше всего, но сейчас юноша находился в слишком задумчивом состоянии, чтобы обращать внимание на что-либо кроме собственных мыслей, своих переживаний и планов, которые он не знал, как реализовать. Обернулся Скорпиус лишь тогда, когда стремительно приближающиеся шаги оказались слишком близко.
— Это вы… — чему-либо радоваться у него настроения не было, но немного беззаботное выражение на лице обычно строгой Варвары почему-то принесло облегчение, и он улыбнулся в ответ. — Здравствуйте, — произнёс он, мягко растягивая гласные. Видеть друзей-сверстников по-прежнему не хотелось, но Раду была другой — старше, ответственней, внимательней. Она чем-то напоминала ему себя и была ему очень симпатичной.
— Я извиняюсь, что заставил вас торопиться, — вполне искренне заверил он и слегка склонил голову набок, рассматривая девушку с живым интересом. Скорпиус мог бы объясниться или даже пожаловаться, но он был уверен, что Варвара в его словах не усомниться и, если заинтересуется, спросит сама.
— С вами куда угодно, — Малфой улыбнулся шире. Предложение Варвары оказалось, как нельзя кстати. Настолько кстати, что можно было подумать, будто она подслушала его мысли. — Сейчас? — деловито спросил он, но, оглядев на Варвару с ног до головы, понял всю бессмысленность этого вопроса. — Конечно, сейчас! Вы уже во всеоружии, а я пока нет. Вот что. Я быстро спущусь к себе, оставлю сумку с учебниками, накину мантию и возьму деньги. Как ни странно, мне, кажется, тоже очень нужно в Хогсмит. Ждите меня у входа, я быстро, — уже спеша к ускользающей лестнице, заверил Малфой.
Не прошло и десяти минут, как он подходил к выходу, наиболее прямо выходящему на дорогу к Хогсмиту, по пути застегивая более плотную мантию. По-настоящему холодно ещё не было, но от летней погоды уже не осталось ничего, и всё же он был рад прогуляться. Рад некоторое время не говорить ни с одним из своих друзей, каждый из которых будто бы что-то ждал от него. Ждал чего-то определенного и такого, что Скорпиус никак не мог дать.
— Всё, я готов, — от быстрых сборов напряжение словно бы ушло, а в глазах загорелись предвкушение и радость. — За какой такой надобностью вам вдруг потребовалось в Хогсмит? — спросил Малфой, с вежливым любопытством заглядывая Варваре в лицо. — Вы выглядите так, словно бы случилось что-то очень хорошее. Я прямо вам завидую.

— Конечно, всё, — важно кивнул Скорпиус, поддерживая заданный Варварой тон беседы. — Я обязан знать абсолютно всё. В противном случае, начинаю чувствовать я себя неуверенным, и тьма в моём сердце сгущается, — с самым пафосным видом закончил юноша.
Скорпиус шёл рядом с девушкой, с лукавым видом заглядывая ей в лицо каждый раз, когда ему была интересна её реакция. После бегства по лестницам темп его ходьбы был, пожалуй, чересчур энергичным, но очень скоро он приспособился к прогулочному шагу и периодически даже делал вид, что рассматривает окрестности.
«Кажется, именно этим маршрутом мы шли при первом разговоре с Доминикой», — припомнил Скорпиус. Воспоминание о той нелепой попытки найти какие-то точки соприкосновения, сейчас казались одновременно смущающими и тёмными. Доминика вообще была довольно тёплой и светлой девушкой. Малфоя упорно продолжало удивлять это её ровное отношение. Сам он состоял из тысячи всевозможных острых углов, и смирность сама по себе казалась ему одновременно странной и слабой.
— Я очень рад, что у вас, наконец-то, наладилось настроение, — самым искренним, но от того не менее несерьёзным тоном ответил Скорпиус. Он улыбался, и в его голосе неожиданно для самого юноши зазвучало веселье.
— Я даже могу понять про давящее влияние замка, — кивнул он. — Мне не нравится приближение зимы. Начинает казаться, что ничего кроме этого замка в мире уже не существует. Поэтому я стараюсь гулять всегда, когда выпадает хорошая погодка.
Скорпиус не помнил, было ли с ним также в другие его года, но на последнем курсе он часто чувствовал какую-то ограниченность, находясь в школе. Была ли она связана с тем, что его отец до сих пор держит на него обиду, или с Бёрне, который третировал его, по крайней мере, весь сентябрь, но это чувство не пропадало, а лишь иногда задвигалось на задний план.
— А вы мне расскажите, что вас беспокоило? — спросил Скорпиус с вежливым любопытством.

— Но я уже знаю, — покачал головой Малфой. — К тому же, вам не кажется, что неведение само по себе страшно? Игнорировать существования чего-либо — это словно бы прятаться под одеялом. Можно понять ребенка, который так делает, но взрослому это непростительно. Проблема сама по себе не исчезнет, если на нее просто закрыть глаза, — Скорпиус, в отличие от мисс Раду, говорил мягко. В его голосе по-прежнему звучали веселые нотки, но глаза, тем не менее, смотрели внимательно и серьёзно. Изначально юноша шутил, хотя, конечно, сам вопрос был поднят потому, что был для него, так или иначе, важен, но теперь ему  показалось, что Варвара не поняла его слова, как шутку.
«Она слишком много обо мне знает», — вздохнул юноша.
— Не воспринимайте мои слова слишком серьёзно. Они не имеют какого-то особого подтекста, просто осенняя хандра, но мне и, правда, интересно, чем вы занимались и как у вас дела. Это показатель внимания к вам и общего любопытства. Надеюсь, вы не против? — спросил Скорпиус. Варваре удавалось настроить слизеринца на какой-то особый, возможно, чересчур серьёзный и искренний лад. Он не понимал, как у девушки это получается. Было ли дело в её тёмном обаянии или в его к ней симпатии, но Варваре хотелось доверять, а это у Скорпиуса получалось хуже всего. Наверное, поэтому он так старательно был тактичен всё это время.
— На долю секунды мне показалось, что вы немного оттаяли, но вы — это по-прежнему вы. Это, конечно, замечательно, — юноша улыбнулся, но улыбка вышла немного печальной. Впрочем, Скорпиус не старался этого скрыть. Он не был ранимым, но ему всё равно не очень понравилось, что его слова восприняли в таком свете. Скорпиус довольно неплохо умел настроить людей на определённый лад. Конечно, это выходило не всегда, но юноша был уверен, что хватай ему терпения и желания, и любой, кто испытывал бы к нему антипатию, поменял бы это отношение.
— Люди не должны улыбаться сутками напролет. Тут вы, конечно, правы. Иногда они злятся, грустят, иногда им даже хочется кричать, — Скорпиус хмыкнул, полагая, что согласия вполне достаточно. Можно было ещё и извиниться, но Малфой посчитал это лишним. Он ни сказал и ни сделал ничего плохого. Девушка сама заявила, что у нее хорошее настроение, в отличие от прошлого. Видимо, было грубо это замечать, но Скорпиус сделал это для продолжения беседы.
— Мне шестнадцать, мисс Раду. Меня ничего не беспокоит и одновременно беспокоит все, — рассмеялся юноша. — Я не хочу менять мир. Я хочу изменить только Британию. Убрать магглов из нашего мира, расширить магическое образование, занять высокий пост. Для этого мне надо пойти в министерство куда-нибудь в раздел законопроектов, но мне хочется заниматься магией, а не корпеть над бумагами… — Скорпиус замолчал, задумавшись. Он давным-давно всё решил, но сейчас почему-то не испытывал радости от того, что его решения вот-вот воплотятся в жизнь.
— У меня есть невеста. Мы не помолвлены, но между нашими семьями есть договоренность, поэтому свадьба с детишками — всего лишь вопрос времени. В моей жизни всё вопрос времени. Наверное, именно это и пугает — слишком много определённости, — Скорпиус пнул лежащий на дороге камень. — Мне только шестнадцать, но кажется, что жизнь расписана уже на двадцать лет вперёд. И нет никакого выхода, и не пожил я вовсе. Хочется чего-то нового, неожиданного, необычного. Какой-то проблемы, с которой пришлось бы справляться. Вы понимаете, о чём я? — юноша понял, что сказал уже слишком много, но ему было сложно остановиться. Взрослая жизнь, которая должна начаться уже через несколько дней, пугала его и, одновременно, манила. То же самое было с отцом. Эта ссора угнетала, но в ней был ключ к свободе. Если Скорпиус не примириться с ним, если доведет ситуацию до лишения наследства, но все связывающие его нити будут оборваны.
Эти мысли казались ему особенно неприятными. Чем больше он о них думал, тем сильнее понимал, что не хочет мириться. Не хочет, чтобы отец сейчас проявил понимание, чтобы написал ему что-то такое, на что Скорпиус не смог бы разозлиться и из чего не стал бы раздувать проблему. Малфой раз за разом возвращался мысленно к случившейся ссоре, и чем больше думал о ней, тем сильнее ему казалось, что он хотел поссориться.

— О хандре говорят, как о чём-то осеннем или весеннем. Зимней или летней хандры не бывает. Сейчас у нас осень, потому и хандра, соответственно, именно осенняя. Разве это не закономерно? — он улыбался. Хотя представленное им оживление было несколько искусственным, большая часть того, о чём говорил Скорпиус, оставалось несерьёзной или, как минимум, отражало лишь полуправду. Не было у него хандры. По крайней мере, именно хандры Скорпиус не чувствовал. Он просто без какой-то видимой причины был недоволен и раздражён. Нельзя было сказать, что подобные чувства являлись для него редкостью, но на этот раз полоса плохого настроения задержалась слишком на длительный период.
— Чушь всю это, — вздохнул Скорпиус, понимая, что заводит разговор в тупик. Он поглубже запахнул тёплую мантию, словно бы только что ощутив уличную прохладу, и спрятал руки в глубоких рукавах. — Нет никаких особых причин, на самом деле, и хандры нет. Меня раздражают мои же собственные друзья, во всю заражённые романтикой, раздражает день рождение, родители, преподаватели, школа, в конце концов, — всё, — подытожил Скорпиус, пожимая плечами.
— Мадам Розье, — с пониманием, хотя и несколько иного порядка, кивнул Малфой. У него не было проблем общения с каким-то конкретным полом, но он был согласен с тем, что эта женщина могла доставить неудобства. Несмотря на это, Скорпиус находил её крайне интересной, правда, по совсем не школьным причинам. — А вас с ней какие-то проблемы? — с любопытством спросил юноша. Он понимал некоторую некорректность своего вопроса и не особо рассчитывал на ответ, тем более, на ответ полный, но интерес испытывал.
— Жизнь без перемен невозможно и часто перемены бывают к лучшему. Даже если говорить о переменах преподавателем, — юноша улыбнулся. — Профессор Бёрне и эта его выходка, — Скорпиус запнулся и покачал головой. Ему до сих пор не были сколько-либо ясны мотивы, которыми руководствовался профессор, когда бежал из Хогвартса. Бывали даже моменты, когда Скорпиусу приходили на ум страшные, как для себя, так и для своей семьи, последствия, но чаще всего он делал вывод, что это к лучшему.
— Вы знаете, ведь именно Бёрне помогал мне создать клуб. Он был тем преподавателем, который учил меня… нас. Поэтому я совсем не испугался, когда вы говорили, что вам придётся рассказать обо всём профессору, — сейчас об этом можно было говорить. Сейчас это даже вызывало улыбку. Скорпиус радовался, что Бёрне покинул Хогвартс, но всё ещё очень злился на него, как за это, так и за его предательство.
— Вы, разумеется, не глыба, — улыбнулся Скорпиус. Он, кажется, не видел ещё, как мисс Раду смеялась, и это зрелище его порадовало, — и это, действительно, прекрасно. А я не люблю кричать. Кричат только от бессилия. К сильным же прислушиваются, даже если они говорят шёпотом.
Скорпиус не совсем точно и полно ответил на вопрос Варвары, но, откровенно говоря, он не знал точно, как на него ответить. Он бросил на неё долгий и серьёзный взгляд, но так и не подобрал более-менее подходящие слова.
— Вы прекрасно поняли, о чём я говорю, — с толикой иронии произнёс Скорпиус. — Магглы и магглорожденные. Они тащат в наш мир свою технику, свою культуру, свои правила и мы волей-неволей начинаем всё это использовать. Дело даже не в том, что мы вынуждены приспосабливаться. Нас мало, сам наш мир с каждым годом всё мельчает. Наше правительство видит в магглах неразумных простаков, которых нужно защищать. Я вижу необходимость защищаться от них, — в словах Малфоя не было злости или раздражения, он говорил уверенным тоном человека, убеждённого в своей правоте и знающего, что эту правоту доказать будет сложно.
— Я вам соболезную, — проговорил он, выслушав Варвару до конца. Откровенность и открытость девушки удивила его, поэтому, даже если бы у Малфоя возникло такое желание, он не смог бы её перебить. — Не представляю, какие чувства можно испытать от такой потери, — произнёс Скорпиус после недолгого молчания, имея в виду не столько смерть человека, сколько разрушенные планы. К такому сложно привыкнуть.
— Хотя сейчас у меня сейчас совершенно противоположная ситуация, кажется, я понимаю, что заставило вас уехать. Помните тот наш разговор во время квиддического матча? С тех пор я невольно задумываюсь о возможности побывать в разных странах, у меня появились знакомые из разных школ и я понимаю, что очень многое хотел бы увидеть своими глазами, — речь Скорпиуса сама по себе стала более оживлённой. Было странно рассказывать этой девушке то, о чём он не говорит  даже с самыми близкими ему людьми, и, тем не менее, это выходило удивительно легко. Разговаривая с ней даже о каких-то слабостях и ошибках, Скорпиус не чувствовал себя уязвимым.

— Вы — нет, — юноша открыто улыбнулся. Ему импонировал кокетливый тон беседы, в особенности потому, что он прекрасно понимал, что за этим тоном нет ничего кроме, быть может, невинной симпатии. Приятно было поговорить с взрослым человеком, относящимся к тебе без свойственной всем преподавателям снисходительности. Мисс Раду понимала или хотя бы пыталась понять, а не исправляла и воспитывала, и очень хорошо слушала.
— Сомневаюсь, что вы вообще способны раздражать, но готов признать, что иногда некоторые из ваших заявлений ставят в тупик, — на его лице само собой возникло немного лукавое выражение. — Для вас нет различий во временах года, — повторил он. — Как же так?! Понятно, что вы хотели сказать, но времена года же совершенно разные!
Это было немного малодушно, но Скорпиуса тянуло отшутиться от следующего вопроса мисс Раду. В конце концов, он и сам не очень понимал, что именно вызывает его недовольство.
— Даже мне приятно получать поздравления и подарки, хотя я довольно равнодушен к праздникам, — серьёзно ответил он. — Дело, видимо, в том, что это мой последний год в Хогвартсе, последнее День Рождение, тем не менее, с отцом я всё ещё в ссоре, а мои друзья, в большинстве своём, или творят какую-то ерунду, или заняты своими любовными проблемами. Если я и принц, то без свиты, — юноша невесело хмыкнул и нахмурился. — Я не могу сказать, что именно меня не устраивает, но такое чувство, что праздник не принесет радости.
Этот учебный год начался для Скорпиуса ссорой с отцом и продолжался не в лучшем темпе. Одни неприятности бодро следовали за другими и наваливались на него все разом, не ожидая очереди. Одних ссор набралось за два месяца больше, чем, как казалось Скорпиусу, случалось с ним за год. Даже Тео — его юный последователь, — вместо того, чтобы послушно радовать преданным взглядом, начал крутить какой-то невообразимый роман с французским гриффиндорцем.
Скорпиусу не нравилось, что делает Тео, но даже то, как Гвен и Альбус при каждом удобном случае уединяются и потом глупо хихикают, вызывало завистливое раздражение. Создавалось впечатление, что кто-то разлил по всей школе сильное любовное зелье, все надышались его парами и в любой момент готовы совершить какую-то глупость.
— Такое ощущение, что вы проверяете, насколько я расист, — задумчивым тоном проговорил юноша. Эта мысль позабавила Скорпиуса и он усмехнулся. Малфой всю жизнь рос в чувстве собственного превосходства. Это чувство рождалось из гордости за свою семью, за множество поколений Малфоев, хранящих чистоту крови. Ему не так важно было происхождение волшебника, важно было то, чтобы тот понимал — семья Скорпиуса была в числе тех, кто творил историю магического мира, а это, само собой, давало им право стоять выше, чем какие-то магглорожденные выскочки. 
— Что ж... если представить данный вариант, как некий компромисс, пожалуй, к нему бы можно было прийти, — неохотно признал Малфой. — Самому мне, пожалуй, не хотелось бы иметь что-то общее с магглорождёнными, но я готов признать, что они тоже волшебники. Если их воспитать в наших традициях, отличия, пожалуй, будут не столь заметны, — красивые губы юноши, скривились в неприязненной усмешке.
— Наше общество и, правда, мало, — согласился он, — но эта численность была достигнута искусственно. Большинство волшебников ютятся на грани между магическим и маггловским мирами. Тем не менее, наши миры не сочетаются и не дополняют друг друга. Нужно, чтобы волшебных поселений стало больше, а для этого нам не повредит даже такая кровь, — Скорпиус не сказал «грязная», но это подразумевалось, как его тоном, так и словами.
— Какая возмутительная глупость! — в этот момент юноша, как никогда, был поход на своего деда. Он приостановился, брови его сошлись на переносице, а взгляд серых глаз стал холодным. — Хорошо, что вы можете сейчас шутить на эту тему, — произнёс Скорпиус мягче. — Эти люди, видимо, сошли с ума от горя. Я не верю, что Варвара стала бы проклинать там, где достаточно просто сказать «нет», — ему почему-то вспомнился урок «Другой магии» и отказ мисс Раду колдовать без палочки — то, какой решительной, непреклонной и при этом спокойной была девушка. Скорпиус был уверен, что её невозможно заставить делать то, чего она категорически не хочет. Варвара примет решение и доведёт его до конца.
— Наверное, — улыбнулся Скорпиус, — я так и сделаю: уеду куда-нибудь, посмотрю на магический мир в других странах, выучу что-нибудь новое. Даже если отец попробует помешать мне, кое-какие личные сбережения у меня уже есть.

Скорпиус с некоторой досадой на самого себя с запозданием понял: что подобная формулировка была, как минимум, неудобной, пояснить её сейчас будет сложно и лучше бы держать подобные комментария при себе. Слава Мерлину, мисс Раду, судя по всему, его грубость не оскорбила, а вызвала вполне здоровое любопытство.
— Вы некоторые вещи воспринимаете как бы... — Скорпиус замялся, подбирая слова, — слишком буквально. Даже те, которые никто никогда также не воспримет. Например, всё сезоны. Ни один человек не скажет, что между зимой и летом нет никакой разницы. Зимой холодно, снег, рождество. Летом тепло, бывают грозы и каникулы. Я интуитивно догадываюсь, о каком отсутствии разницы вы говорите, и, тем не менее, порой такие заявления кажутся немного странными, — Скорпиус произнёс последние слова без тени какой-либо застенчивости. Наоборот, в тоне его голоса была бодрость и даже восторженность. Малфоя явно забавляла эта особенность интерна.
— Одиннадцатого ноября, — несколько игривым тоном сообщил юноша. Ему было бы приятно, если бы мисс Раду в этот день его поздравила, и ещё приятней, если бы она это сделала не просто из вежливости. — То, что вы говорите, вполне правильно и я охотно с вами согласился бы, но... — Скорпиус пожал плечами и хмыкнул. — Я не очень хорошо схожусь с людьми, чтобы каждый раз искать себе друзей в свиту. К тому же там всё не так просто... Вы же знаете, почему люди в принципе празднуют такие праздники, как День Рождение? — лукаво поинтересовался он.
— Ваши доводы разумны, а я никогда не был за геноцид, — пожал плечами Малфой. Ему показалось, что в словах мисс Раду оставалась некоторая недосказанность, разговор вроде прошёл односторонне, но сейчас ему не хотелось ничего уточнять и вести политические дебаты. Сейчас он мысленно был занят какими-то своими внутренними проблемами.
— Я думаю поехать в Америку, — признался Скорпиус. — Я никогда серьёзно не занимался языками, потому что никогда не планировал покидать свою страну, и теперь моего крайне поверхностного знания французского явно маловато для путешествий заграницу, — он немного застенчиво улыбнулся — ему порой было тяжело признаться в каком-то незнании.
— К тому же Америка довольно далеко и найти меня там будет довольно трудно, — Скорпиус помолчал. — Я не хочу кому-либо говорить о своих планах. Хочу немного побыть один. В школе это толком и не выходит, — юноша пожал плечами, с удивлением замечая, что за время прогулки они  подошли к деревне. — Вам нужно какое-то конкретное место в Хогсмиде? — спросил Малфой.

Отредактировано Scorpius H. Malfoy (2014-04-21 14:18:56)

Юноша ещё не успел дорасти до возраста, когда приходит осознание, что каждый последующий год приближает к старости. Нельзя было сказать, что он не понимал, что, в конце концов, состарится и умрёт, но ещё ни разу не думал об этом обстоятельно и серьёзно.
— Я пока ещё взрослею, — Скорпиус рассмеялся. Наигранно сокрушаться о прожитых годах он не стал. В юности «старость» принадлежит взрослым. МакГонагалл была, определённо, с ней хорошо знакома, его дед и бабушка, хотя и выглядели совсем неплохо для своего возраста, значительно к ней приблизились, но сам Скорпиус был от неё очень и очень далеко. — Одиннадцатого ноября мне исполнится семнадцать, я стану совершеннолетним: смогу сдать экзамен по трансгрессии и использовать магию вне школы, — произнёс он, не скрывая собственного довольства по этому поводу.
— Может быть, когда это случится, мы прогуляемся куда-нибудь за пределы Хогвартса или даже Хогсмида? — спросил Малфой. Хотя прогулка только началась, юноша чувствовал, что с удовольствием повторил бы её снова. Со своими сверстниками он редко говорил откровенно. Даже не из-за желания скрыть какие-то мысли и чувства, а по привычки дистанцироваться. Он — лидер в своей маленькой компании и было бы неправильно показать слабость перед теми, кто на него рассчитывает.
— Празднование Дня Рождения — это социальный ритуал, предназначенный для налаживания контактов, — официальным тоном сообщил юноша. — Я никогда не любил этот праздник, поскольку в этот день мне нередко приходилось общаться с людьми мне неинтересными, неприятными, скучными, но, как утверждали родители, нужными. Подарки на День Рождение были будто бы и не подарками вовсе, а откупом за потраченное время, — окунаясь в воспоминания, Скорпиус улыбнулся. Он был капризным, но достаточно воспитанным ребёнком, потому вполне справлялся со своей неприязнью, больше дуясь и никогда не устраивая сцен. Скорпиус не всегда понимал всю важность подобных мероприятий, но старался верить родителям. А потом он вырос и вместе с пониманием вера словно бы ушла.
— Сейчас я так, конечно, не думаю, но, когда я был маленьким, очень всё это не любил и обижался на родителей. Зато после званых вечеров, я уходил к Ноттам или, наоборот, приглашал их к себе и мы веселились: придумывали какие-то забавы, играли, подшучивали над взрослыми и пародировали их «важные» разговоры. «Моя жена», — говорил я густым голосом, — «тоже готовит пунш, но делает это совершенно иначе, и он мне нравится». «Быть может, вам стоит надеть блюдо на голову, чтобы распробовать?» — предлагала Гвен холодным тоном. Тео весело смеялся, а потом мы менялись местами, — Скорпиус замолчал, некоторое время хмуро глядя прямо перед собой, а потом чуть обогнал девушку и заглянул ей в лицо.
— Вы умеете держать секреты, мисс Раду? — спросил он лукавым и нарочито небрежным тоном.

— Не беспокойтесь, не забуду, — почти искренне заверил Скорпиус. В эту секунду он действительно не собирался ни о чём забывать, хотя в тоже время обдумывал глупости, которые планировал осуществить по пришествию своего совершеннолетия. Это были довольно простые и типичные глупости для семнадцатилетнего подростка. Ничего непоправимого или особенно опасного, но всё же довольно неразумно.
Скорпиус покачал головой:
— Особого нетерпения нет. Говорю же, всё сложно и я довольно равнодушен к собственному Дню Рождения, но возможности, которые оно принесёт, безусловно, радуют, — он огляделся, прикидывая местонахождение. — Кажется, нужная вам лавка там, — показал Скорпиус. — На обратном пути я бы хотел зайти в «Три метлы», но моё дело там не потребует много времени и пока я предпочёл бы прогуляться с вами.
Мисс Раду, насколько понимал Скорпиус, и не собиралась избавляться от его общества, но ему приятно было обратить её внимание на то, что он дорожит её обществом: как этой прогулкой, так и той, которую юноша серьёзно запланировал осуществить в будущем.
— Не тяжело, — отчего-то поспешно возразил Скорпиус, — просто воспринималось всё немного по-другому.
Он вполне мог представить себе День Рождение в тихом семейном кругу. Пожалуй, такой праздник нравился ему больше, чем шумное многолюдное мероприятие, но рассказ мисс Раду, как никакие другие её слова, указали на то, что детство этой девушки было довольно одиноким.
— А какого числа сокрушаться о старости должны вы? — намекая на предыдущее заявление девушки, с улыбкой спросил Скорпиус. Он вполне серьёзно намеривался не только запомнить эту дату, но и обязательно поздравить Варвару. Нельзя же, чтобы о Дне Рождении помнили только самые близкие родственники!
— Да, это он, — рассмеялся Скорпиус. — Блондинистый и любящий себя. Пожалуй, это определение подходит и мне. Как считаете? Если я попрошу поучить меня чарам, вы мне тоже откажите? — он шутил, потому что о Тео оказалось удивительно тяжело говорить серьёзно. — На самом деле, Теодор хороший ученик — въедливый и дотошный. Когда мне было столько же, сколько ему, я успевал гораздо меньше и, пожалуй, даже хуже, — Скорпиус поёжился и глубже спрятал руки в карманы.
— Я не знаю, зачем он пришёл проситься к вам в ученики. Скорее всего, потому что о вас хорошо отзывался я. Тео во много доверяет моему мнению. Точнее, доверял, — поправился юноша с горькой усмешкой. — Мне всегда казалось, что я хорошо его знаю, но последнее время Тео не понимаю даже я. Он связался с этим… французишкой и… — Скорпиус замолчал и нахмурился. — Я не знаю, что с этим делать и нужно ли делать что-то.
Он совершенно не представлял, как реагировать на «пассию» своего «братца». Будь это какая-нибудь девица, Скорпиус бы не злился. Он бы попробовал понять Тео, если бы тот испытывал к своему, с позволения сказать, парню какие-то чувства, но за поступками юного Нотта не было ничего такого. Скорпиус никогда не считал Тео глупым, но сейчас мальчишка старательно разрушал свою жизнь и их общие планы просто потому, что ему приспичило. Это невероятно злило, злило до тошноты и Скорпиус, не привыкший злиться на Тео, не знал, что ему делать.
— Тео встречается с парнем, — наконец, тихим шёпотом выпалил Малфой. — С парнем! Мерлинова борода, я знаю его с малолетства и ни разу, никогда бы не подумал, что у него такие… пристрастия, — губы юноши дрогнули в презрительной гримасе. Несмотря на внутренний раздрай, он всё ещё симпатизировал Тео, но его странное поведение и его французишка вызывали у Малфоя только гнев и омерзение. — Он губит всё, без какой-либо причины. Я не могу на него полагаться. Я не могу полагаться на Гвен, потому что ей приспичило влюбиться в человека, поддерживающего оппозицию. Я остался один. Поэтому я хочу уехать.
Скорпиус всегда был очень самоуверенным юношей, но он знал — ему одному никогда не изменить магическую Британию. На террор он не способен. Кроме того, это бессмысленный и гибельный путь. Скорпиус погибать не собирался. Он мечтал вырастить свою поколение, поколение сильных и умелых волшебников, имеющих чёткую политическую позицию — тех, кто, так или иначе, займёт своё положение в обществе и будет двигать его в нужном направлении.  А теперь… Бёрне уехал, Тео важнее всего обжимашки с французиком, а Гвен планирует свадьбу и детей с Альбусом. Всё замечательно, вот только Скорпиус совсем этому не рад.

Скорпиус молча кивнул. Его совсем не пугала перспектива того, что мисс Раду будет долго и тщательно выбирать какую-то вещь. Наверное, он и сам с удовольствием чего-нибудь бы выбрал, но сейчас его мысли были заняты чем-то совершенно иным. Он как-то автоматически запомнил дату, хотя осознал, что сам поздравить не имеет никакого шанса. По крайней мере, если не выяснит адрес, на который мисс Раду можно будет писать письма. Возможно, за учебный год они достаточно сблизятся для чего-то подобного, но сейчас об этом думать было слишком рано, поэтому Скорпиус не стал морочить себе голову.
— Пожалуй, так и есть, — ответил он с лёгкой улыбкой. — Для Тео учёба, в какой-то степени, это соревнование, в котором он хочет превзойти меня. Для меня, пожалуй, ничего серьёзней волшебства нет, — его взгляд нечаянно упал на гребень, который, судя по вывески, зачарован таким образом, чтобы волосы после расчёсывания не пытались. Такую приятную безделушку вполне могло было купить и Доминике, и Гвендолин. Юноша и сам не отказался бы от чего-то подобного, если бы оно не было настолько откровенно женским.
Услышав вопрос мисс Раду, Скорпиус повернулся и посмотрел на неё с любопытством.
— Конечно, я чего-то не умею, — повторил он за девушкой и рассмеялся. Её замечание приятно льстило юноше. Оно, как минимум, означало, что интерн выделяла его на фоне других учеников, а Скорпиусу нравилось выделяться. — Что вы имеете в виду, спрашивая, хочется ли мне, чтобы меня обучала именно вы? — поинтересовался он, стараясь, чтобы его голос звучал серьёзно и по-взрослому. — Что вы красивы и мне хотелось бы проводить больше времени в вашем обществе? Это, разумеется, так, — Скорпиус склонил голову набок. Нельзя сказать, что напряжение тут же и полностью покинуло юношу, но вопрос мисс Раду его по-настоящему порадовал.
— Вы красивы, умны, с вами интересно, поэтому я, конечно, был бы рад видеться с вами чаще. К тому же, совершенно нельзя уметь всё. Несмотря на то, что я успеваю по школьной программе, я бы с удовольствием выучил что-нибудь новое, — юноша улыбнулся. В отличие от Тео, он не был намерен себя навязывать, хотя постарался бы посетить их занятия. Скорпиус никогда не считал себя в полной мере ревнивым, но, на самом деле, не любил, когда объекты его интереса переключали внимание на кого-то другого.
— Возможно, и зря, — согласился Скорпиус с невесёлой улыбкой, — но я всё же надеюсь, что вы не станете никому говорить, а я... — он пожал плечами, — уже сделал то, что сделал.
Больше всего на свете Скорпиус не любил о чём-либо жалеть. В особенности, он не любил жалеть о каких-то своих ошибках. Юноша был убеждён, что всегда поступал именно так, как должен был, и делал это только потому, что не мог поступить иначе.
— Может, будет всё так, как вы сказали, — поспешно согласился Малфой, всё-таки чувствуя себя несколько неуютно из-за собственной откровенности. Он не мог начать сейчас спорить с мисс Раду, но, тем не менее, не думал, что подобные «игры» могут довести кого-то до добра. Да и одиночество, в конце концов, проще переносить, когда по-настоящему один, а не когда окружен, казалось бы, близкими людьми, с которыми нельзя говорить откровенно и на которых нельзя рассчитывать.
— Давайте зайдём, — предложил он и открыл перед мисс Раду дверь, — на улице прохладно.
Скорпиус зашел в лавку следом и сразу оглянулся, убеждаясь, что сейчас здесь не толпились покупатели и, что важнее, совершенно не было никого из учеников. Это немного успокоило юношу, который, в отличие от Тео, довольно заботился о репутации и, на самом деле, совершенно не хотел, чтобы о младшем Нотте распускались какие-то слухи в дополнения к тем, что уже существовали.

В лавке оказалось тепло, но не жарко. Это понравилось юноши, и некоторое время он внимательно рассматривал представленный товар, то останавливая взгляд на одном предмете, то переводя его на другой. В отличие от мисс Раду, Скорпиус не представлял истории, которые могли связать ожерелье и какой-то кинжал. Мысленно он лишь прикидывал их функциональное назначение, слегка морщился, если замечал что-то себе неприятное, и улыбался, когда представлял реакцию того или иного знакомого на такой подарок.
Для Тео, Скорпиус, на самом деле, хотел приобрести какой-нибудь «тёмный», но не слишком опасный предмет. Ему казалось, что мальчик должен оценить такой подарок, но в лавке, находящейся невдалеке от школы, ничего подобного не было, и юноша слегка заскучал.
— Вы, правда, считаете, что желание Тео превзойти меня кидает тень на его таланты? — спросил Скорпиус с лукавой улыбкой. — Получать знания ради знаний удел Рейвенкло. Слизерин отличается тем, что хочет не просто знать, а добиваться с помощью своих знаний успеха. Я не говорил, что Тео глупый или не умеет пользоваться своей головой. Ему просто нравится процесс соревнования, и пока он приносит хорошие плоды. По крайней мере, учится он лучше меня в его время. Чем не показатель? — в голосе Малфоя звучала улыбка. Он несколько отошёл от собственной откровенности и вновь держался с ленивой самоуверенностью. Так юноша даже не счёл нужным уточнить, что в том же возрасте, уделял больше внимания не всей учёбе, а отдельным её главам. Тео, несомненно, в общем, был лучше его в то время, но знания Скорпиуса, в тех областях, которыми он занимался, глубже.
— Неужели, по-вашему, «красивая» не может быть «умной»? Зачем обязательно ставить вопрос или-или? Почему одно должно мешать другому?! — Скорпиуса, казалось, забавлял этот разговор. Он сам нередко проявлял бескомпромиссность, но всё же был способен смотреть на ситуацию в общем и разглядывать её под разными углами. — Да, красота никак не влияет ни на таланты, ни на способности, но с красивым человеком приятней разговаривать. Красивому проще добиться и симпатии, и влияния. Игнорировать то, чем одарила природа, просто глупо, — он ненадолго замолчал, рассматривая причудливую рамочку для фотографий. Украшенная, словно бы трепещущими на ветру, она казалась живой и, на взгляд юноши, чересчур чопорной, но он допускал мысль, что подобные вещицы вполне должны нравятся девушка.
— Том Редл был красивым волшебником. По крайней мере, в молодости. До того, как тёмная магия исказила его. Очень многие следовали за ним, в том числе из-за этой красоты: из-за того, что он умел создавать правильное впечатления, нравиться и втираться в доверие, — Скорпиус подумал также, что Том Редл был истинным слизеринцем, несмотря на своё сомнительное происхождение. Им можно было восхищаться и ставить другим в пример. Правда, вряд ли кто-то сейчас это оценит, после его разгрома. Том Редл слишком увлёкся превращением в легенду и умудрился стать чудовищем, которым матери-волшебницы пугают своих маленьких детей.
— Том Редл проиграл в тот момент, когда посчитал, что могущество заключено в страхе, — подвёл итог Скорпиус. — Если вас смущает, что молодые волшебники хотят учиться у вас, в том числе и потому, что вы красивы, просто не учите их, но, уверяю, сама по себе ваша красота может стать для многих дополнительным стимулом. Кроме того, вы немного лукавите. Заклинание, которое вы сотворили на уроке профессора Катца, было прекрасным, но функционального назначения у него мало, между тем оно, наверняка, сложное, — произнёс юноша так, словно бы это что-то доказывало.
Скорпиус долгое мгновение всматривался в девушку через стеклянную винтрину, а потом понял, что подозрительность, на самом деле, была запозалой. Он уже рассказал достаточно много, чтобы задним числом беспокоиться в её честности.
— Я не сомневаюсь в вас, —  улыбнулся Скорпиус. Он не стал указывать на тот факт, что на его клуб были наложены специальные чары. Впрочем, если бы мисс Раду попыталась о нём рассказать, то обязательно бы заметила их, и вряд ли бы так уверенно говорила о доверии. Другой человек мог бы воспользоваться подобным знанием, но мисс Раду казалась юноше прямолинейной и бесхитростной. Что любопытно, оба этих качества не были показателями светлой и доброй натуры.
— И всё же я наверняка сболтнул лишнее. Что-то есть в вас такое, отчего меня тянет на откровенность, — произнёс Скорпиус насмешливым тоном, но его улыбка была несколько смущённой. — Если честно, я гораздо более склонен мучить других, чем себя, поэтому вы можете лишний раз за меня не беспокоиться. Тео придется самому разбираться с тем, что он творит, самому, хотя я бы предпочёл, чтобы он просто не делал глупости.
Сам Скорпиус тоже совершал ошибки. Возможно, даже более страшные, чем Тео, но для своего более юного друга, он подобного не хотел. Малфой даже толком не понимал, почему именно так происходит. Он не считал себя ни добрым, ни заботливым, и знал, что гораздо более склонен любить себя, чем других, но всё же порой беспокоился, и это беспокойство его сильно раздражало. Скорпиус даже точно не мог сказать, что больше его выводлот из себя: само беспокойство или тот факт, что он его испытывает.

— Защищаю? — Скорпиус нахмурился. На лице его застыло выражение некоторой озадаченности. Он несколько мгновений молчал, явно намериваясь возражать, но потом просто пожал плечами. — Возможно, — с некоторой неохотной согласился юноша. Ему нравился Тео и он, действительно, охотно защищал его перед всеми, кроме самого себя, однако, по его мнению, это никак не влияло на способности младшего Нотта. Мальчик учился замечательно всегда, когда учился, и каким был на это его мотив, Скорпиус, пожалуй, считал неважным. Упорность же мисс Раду в этом вопросе заставила его задуматься. Правда, к другому выводу он так и не пришёл.
— Я не считаю, что он сейчас меня в чём-либо превосходит, — с улыбкой заметил Скорпиус, но объясняться и оправдываться не стал. Не стал он и задавать вопросы, у него создалось впечатление, что тема несколько раздражает мисс Раду и это его расстроило. К тому же, по тому, как интерн отреагировала на его слова, выходило, что он думал и говорил какие-то глупости, а Скорпиусу, разумеется, не нравилось выглядеть глупо.
— Вы сегодня так стараетесь сделать из меня идиота, что я начинаю смущаться, — произнёс юноша хмуро и, решив, что ему сейчас ничего толком не нужно, направился вслед за мисс Раду к выходу. В лавке было тепло и вполне уютно. Скорпиус с удовольствием пробыл бы здесь ещё какое-то время, но это место оказалось неудобным для разговоров. Продавец слишком внимательно относился к теме, не касающейся его беседы, а Скорпиус не любил внимание, в особенности, когда говорил о тёмной магии. Ему совершенно не нужны были лишние слухи, поэтому он смерил продавца недовольным взглядом и, открыв перед девушкой дверь, вышел в прохладу осеннего вечера.
На улице Скорпиус, занятый своими мыслями, не стал себя озадачивать вопросами направления, и позволил выбирать дорогу мисс Раду.
— Всё вы говорите верно, но всё у вас всегда доведено до крайности. Вы, судя по всему, не признаёте ни одного компромисса. В целом, это даже интересно и достойно, но неполноценно, — заговорил Малфой, когда они несколько удалились от лавки. — Да, любое заклинание можно применить с толком, в особенности, если этот толк — навредить кому-то, — Скорпиус кивнул. — Это так и тут я, возможно, сглупил, но, мисс Раду, тогда это заклинание было употреблено вами не для того, чтобы сбить с пути или кого-то прикончить, — он едва ли мог признаться, насколько его задело обвинение в узости мысли, и поэтому не стал затевать спор, а только указал на очевидное.
— В таком случае, вам и впредь придётся слушать мои глупости, — усмехнулся Скорпиус. Эта мысль его в чём-то даже позабавила, но полностью от обиды он ещё не отошёл. Даже маленькая победа в споре о красоте не приносила удовлетворения. В голове Малфоя крутились доводы к спору, который юноша самолично решил не продолжать, и, понимая, что такими темпами всё-таки ввяжется в него, он решил затеять разговор на другую тему.
— Мисс Раду, а вы не могли бы меня проконсультировать в одном вопросе? — спросил Скорпиус едва ли не невинным тоном. — Вам что-нибудь известно о событиях Хэллоуина? В тот вечер с некоторыми учениками произошли странные происшествия, многие из которых оказались довольно рискованными и кое-кто даже попал в больницу. Эти события, как я понимаю, были не запланированы, поскольку старосты ничего заранее не знали, а, тем не менее, я удивлён, как их оказалось много, — юноша оборвал себя, в каком-то плане надеясь, что мисс Раду что-то знает и сможет поддержать начатую беседу своей, не менее интересной историей.

— О, я не думаю, что вы специально, — со слабой улыбкой заметил Скорпиус. Это было совершенно искреннее утверждение: мнительный и подозрительный он не считал, что мисс Раду хотела его унизить, оскорбить или обидеть. В противном случае, Малфой не стал бы пытаться продолжать разговор и поддерживать с девушкой какие-либо отношения. Тем более, дружественные ровно настолько, насколько это возможно с преподавателем.
— И вы определённо боялись зря, — улыбка юноши стала ярче. Он понимал, что в прошлом, быть может, у них и не было особой возможности задружиться, но тот факт, что их общение приятно интерну сейчас, льстил ему также сильно, как и то, что она опасалась всё испортить. Скорпиусу нравилось, когда его ценили. Раны на задетом самолюбии стремительно затягивались и, даже подозревая некое бесхитростное манипулирование, Скорпиус не стал противиться положительной реакции. Всё-таки разговаривать с мисс Раду было приятней, чем ссориться с ней же.
Выслушав интерна, Малфой сосредоточенно кивнул. Он остался доволен тем, что мисс Раду сразу начала именно с того, что было для него самым важным. Его смущала вероятность подстроенности и театральности происшествий, хотя он не мог поверить в то, что МакГонагалл допустила бы подобный риск для студентов. Тем более учитывая тот факт, что в неприятности попадали с одинаковым успехом, как местные ученики, так и иностранные. Одно дела чистая доброта и гуманность, и совсем другое, с точки зрения слизеринца, вероятность международного скандала.
— Да, мне есть, что рассказать, — юноша озадаченно нахмурился, прикидывая, с чего стоит начать и на что необходимо обратить особое внимание. — Я, Эмма МакГонагалл, мисс Сафи, О'Рейли и Мишель встретили некоего призрака, он явился нам в образе девочки, — начал Скорпиус и уже по тому, как он назвал каждого отдельного участника, можно было понять его отношение.
К Эмме он, как правило, не обращался по фамилии, но в этом случае пришлось уточнить, чтобы не возникало недопонимания. Впрочем, подобная манера никак не указывало на близость. Ему просто не нравилось звать высокомерную девчонку фамилией директора.
Мисс Сафи была почти преподавателем и с ней стоило разговаривать вежливо. К тому же, эта молодая женщина показала, что иного обращения не терпит, и порой ведёт себя из-за иного обращения не очень адекватно.
О'Рейли был мерзким магглорожденным мальчишкой и по имени к нему Скорпиус не обращался принципиально. Он и по фамилии старался его лишний раз не звать, ограничиваясь всевозможными нелицеприятными эпитетами.
Из всей компании хорошо и близко относился Скорпиус только к Мишелю, и именно из-за этого отношения он никак не мог смириться с концовкой их напряженной, но, в общем-то, благополучной истории.
— Призрак был странным даже на мой взгляд, но Мишель по этому поводу, пожалуй, может рассказать больше. Девочка искала своего убийцу. Она мысленно задала вопрос: «Ты убил меня?» Возможно, — поспешно добавил Скорпиус, — вопрос она сформулировала иначе, но смысл был таким. И, судя по всему, этот вопрос она задала всем, — юноша понял, что рассказывать эту историю оказалось гораздо сложнее, чем вспоминать её. Многое из озвученного автоматически кажется нелепым, и от того говорить о нём было сложно.
Так Скорпиус сомневался, что призрак, на самом деле, девочка, и даже не очень верил в то, что призрак, на самом деле, призрак. Но озвучивать подобные мысли на данном этапе было явно поспешно.
— Когда все дали отрицательный ответ, она предложила найти своего убийцу. Большинство согласилось. Кто-то по доброте душевной, кто-то из уверений интуиции, — по лицу Скорпиуса скользнула неприятная усмешка, — а Мишель говорил что-то о Магии смерти. Стоит заметить, что уже тогда мы вряд ли имели шанс не послушать эту девочку. Собака Мишеля смогла убежать, но О'Рейли, ломанувшийся вперёд, вскоре вернулся с обратной стороны коридора. Кажется, иллюзия девочки была очень ограниченной, — по тону голоса Скорпиус было понятно, что он скорее рассуждает вслух, чем озвучивает заранее решённые для себя факты.
— Потом нас перенесло в другую комнату. Я говорю "перенесло", но на самом деле, мы никуда не переносились. Это коридор изменился на комнату, в которой был труп мужчины, — он снова ненадолго замолчал. События в комнате ему не нравились, и говорить о них было особенно неприятно. — Все решили, что надо вести расследования. Мы оказались в другой одежде, и большинство старалось подыгрывать, — на лице Скорпиуса отразился скепсис. Ему затея прогулки с призраками не нравилась с самого начала.
— Завершилось всё достаточно внезапно — взрывами и ранениями. Почти все получили травмы той или иной степени тяжести, но только у Мишеля они остались после того, как мы вернулись в реальность, — когда Скорпиус закончил, он ненадолго замолчал, давая возможность мисс Рау осознать свой рассказ, и только потом задал вопрос. — Как вы думаете, где мы были? Я предположил, что место это похоже на некий омут памяти. Многие законы воспоминаний соблюдались в той... иллюзии, но в омуте ничто не может ранить.

Скорпиус кивал, внимательно слушая мнение мисс Раду. Да, он слышал и после происшествия подтвердил в книгах, что призраки не редко ищут своих убийц, и в этом смысле поведение девочки было абсолютно нормальным, но её сила совершенно не соответствовала внешнему облику. Она не казалась сколько-либо древней. Ночная рубашка, в которую было одето приведение, вполне могла носить какая-то современная девчонка
— Понимаете, мисс Раду, девочка эта выглядела обыкновенной: невысокая, худая, неопрятная девчонка со светлыми волосами и бледно-голубыми глазами. Она не была похожа на призрака: не отличалась прозрачностью или бесцветностью и не висела в воздухе. И всё же в ней не угадывался живой человек, — юноша говорил оживлённо и по мере рассказа вспоминал всё больше подробностей.
«Возможно, она была иллюзией?» — упорно думал Скорпиус. Он никогда особо не верил в этого призрака и ещё меньше верил в его облик.
— Её одежда нисколько не указывала на эпоху, но я не думаю, что ей больше пары сотен лет, — добавил юноша не очень убедительным голосом. В женских ночнушках он разбирался слабо и потому нахмурился, понимая, что это предположение не имеет за собой никакой основы. — В любом случае, — оборвал Скорпиус цепочку сомнительных размышлений, — комната, куда она нас перенесла, как и участники её представления, к магическому миру никакого отношения не имеют.
На самом деле, юноша не имел оснований утверждать уверенно. Мужчина вполне мог оказаться родителем призрака.
— Хм… — «И почему это предположение, не приходило мне в голову раньше? Надо было запомнить фотографии. Там же были фотографии?», — Скорпиус нахмурился и закусил губу. Несколько мгновений юноша увлечённо крутил в голове эту гипотезу, но она, в конечном итоге, всё равно не отвечала на главный вопрос: почему призрак отправила их именно в эту комнату, хотя хотела поискать убийцу?
«Может быть, это и был её убийца? Убийца, которому она отомстила», — Скорпиус неприятно поёжился от этого предположения. Он хорошо помнил страх, который испытал там, находясь в непонятном кармане времени и не имея возможности оттуда выбраться. Ему бы никогда не хотелось испытать нечто подобное.
— Я согласен с тем, что девочка с нами играла, — произнёс Скорпиус удивительно спокойным и ровным голосом. Ещё совсем недавно эта мысль вызвала бы в нём сильнейшую досаду и раздражение, но сейчас он пережил эти чувства и снова смог рассуждать о происшествии спокойно. — Мне не понятен сюжет этой игры. Если она настолько древнее существо, что её не заметили сами основатели, почему она не появлялась раньше? Чего она добивалась? — он прекрасно понимал, что у мисс Раду может не быть ответов на все вопросы, но всё же задавал их. Во-первых, так было проще рассуждать. Во-вторых, возможно, что у мисс Раду есть дельное предположение.
— Это на втором этаже, — словно бы впохватившись, ответил Малфой. — Я могу вам показать, — добавил он после короткой паузы. После происшествия юноша старался избегать данного коридора, не столько из сознательных опасений, сколько из подсознательного страха.