— Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
— Я уже выросла!
— Отлично, ну и кто ты?

- Человеком, - с мягкой игривой улыбкой ответил Доминик. Когда он задавал свой вопрос о будущем Эммы, то не задумался об его последствиях. Вполне разумно было бы предположить, что девушка спросит о том же хотя бы из вежливости, но рыжий редко вникал в причинно-следственные связи, по крайней мере, с целью прогнозирования, а, тем не менее, данная тема была для него не то, чтобы болезненной, но сложной, и её лучше было бы избежать.
Проблема заключалась в том, что Доминик никак не мог определиться с выбором. Он не знал, чего конкретно хочет от своей жизни. Ему казалось, что он мог бы стать, кем угодно, и на протяжении вот уже нескольких лет, Доминик регулярно менял свои стремления. Он мог бы стать колдомедиком, или варщиком зелий, или политиком, который занял бы пост министра магии, или естествоиспытателем - да кем угодно! И каждый раз, когда Доминик делал какой-то выбор, ему казалось, что он совершает колоссальную ошибку. Сделанный выбор полностью ограничивал его, не оставлял шанса, определял ближайшее существование на долгие годы. А что если ему надоест?! Что если он устанет от больных, ему станет скучно варить зелья, его разочарует политика и он ничего не добьётся как исследователь? Что если его ждёт такая же скучная монотонная обыденная жизнь, как и всех остальных?! Эта мысль пугала Доминика до колик в желудке, до тошноты, до паники, до потери сна и желания забыться.
Он не отмахивался от Эммы, он говорил искренне, но не говорил всё.
- Я хочу стать счастливым человеком. Наверное, это самая важная цель, как считаешь? - Доминик посмотрел на девушку, которая, как и он, ходила на все предметы. Почему? Потому что могла? Потому что было интересно? Или потому что хотела подготовиться к будущему? Дать себе больше одного шанса на интересную жизнь!
Доминику не хотелось об этом расспрашивать. Она выглядела такой довольной в своем желании стать аврором, что было неправильно подвергать его ближайшему рассмотрению, разбору, изучению. Вдруг это подорвёт её уверенность в себе, и она начнёт колебаться так же, как он. Доминик никому бы не пожелал душевных раздраев, на которые нет ни особых причин, ни прямых оснований, но которые очень мешают жить счастливо.
Он вздохнул.
- А как себя нужно вести, чтобы не создавалось впечатления, что мне нет дела до того, влияют маги на магглов или нет? - спросил рыжий с любопытством. Он посмотрел на доску, словно бы впервые её увидел, и снова на Эмму.
- А я думал, что гномы живут в садах всех волшебников, - произнёс рыжий и тут же понял, что слегка сглупил. Вероятно, семью Эммы нельзя было считать полностью волшебной и достаточно изолированной от магглов, чтобы в их садах могли спокойно плодиться гномы.
- Путешествовать на гиппогрифах довольно сложно, - поспешил он сменить тему, - а вот покататься можно даже у нас. Наверное. Если Хагдрид позволит и профессор разрешит. Ну и гиппогриф будет не против. Они немного с характером и не всех катают.
Чудесных коней юноша не видел и только мечтательно вздохнул. Да, покататься на таких было бы чудесно! Но разговоры о конях тут же привели к мыслям о шахматах, где его лошадке предстоит бой с одной из фигур. Или не предстоит.
- Ммм... - Всё-таки красиво стоял этот конь, гибко, и Доминику пока эту гибкость терять не хотелось. - Пешка F7 на F6, - объявил он, и пешка, пару раз оглянувшись на него, неохотно сделала шаг.

- Так-то да, - улыбнулся рыжий, - вот только я не думаю, что профессор Фергюсон действительно счастливый человек.
Эмма этого и не говорила. Реплика Доминика не была попыткой оспорить её слова и не подразумевала, что он понял её неправильно. Конечно же, если знать точно, какой выбор приведёт к счастью, даже его видимая бредовать может не остановить. Вот только знать это никому не дано. И, откровенно говоря, Доминик не думал, что счастье заключено только в выборе профессии. Он вообще не думал, что выбор профессии может как-то кардинально повлиять на ощущение счастья. Он был уверен, что вполне может быть счастливым в образе кого угодно. Просто ему не хотелось приходить на работу с невыносимым ощущением скуки в то самое время, когда вне работы у него всё несомненно будет замечательно.
Тем не менее, вместо того, чтобы высказать мысли, непосредственно связанные со словами Эммы, Доминик заговорил о профессоре Фергюсон, потому что именно к ней и озвученному выводу привела его цепочка ассоциаций. Доминик не знал точно, почему думает именно так, но он был уверен - профессор Фергюсон счастливым человеком не была. Впрочем, это совсем не означало, что в этом мире не существовало человека, способного стать счастливым от осознания того, что ему предстоит прожить до конца своих дней, работая профессором прорицаний.

Доминик наклонил голову набок. Он был крайне далёк от политики и политического деления и формулировку "следовать за светом" сперва воспринял буквально, потом фигурально и, только убедившись, что слова не вяжутся со смыслом, переспросил:
- Светом? – Помолчав с мгновение, он добавил к своему вопросу ещё один: - Ты хочешь, чтобы все стали магглами?
Эмма говорила не совсем это, но после её слов юноша невольно посмотрел на девушку иначе. Не как на объект влюблённости, а беспристрастно.
"Значит, все маги делятся на тех, кто хочет управлять магглами, и тех, кому нет дела до того, управляют магглами или нет, а магглы исключительно хороши просто по определению?" - её слова вызвали некоторое недоумение у рыжего. Кажется, ему до сих пор никогда не приходило в голову настолько принципиально делить людей на магглов и магов.
- Понимаю, - произнёс Доминик, хотя, откровенно говоря, не понимал такую точку зрения. Не понимал искренне и беззлобно. Ему стоило промолчать, но, как это часто с ним бывало, он промолчать не смог. - Дядя и тётя Гарри Поттера были крайне неприятным магглами, а сестру Дамблдора замучили маггловские дети настолько, что она больше никогда не хотела заниматься магией.
Доминик был крайне далёк от политики, но когда сталкивался с ней, ему упорно начинало казаться, что все люди, сколько-либо заинтересованные в каком-либо политическом движении, резко обзаводятся расистскими замашками. Доминик винил в этом не их глупость или недальновидность, а саму политику, существующую, казалось бы, только для того, чтобы у людей были конфликты.

- Не знаю, - согласился Доминик с улыбкой. Ему казалось, что пчёлам в саду самое место. Как и бабочкам, и гномам. Сады вообще должны быть слегка обветшалыми, заросшими и уютными. Доминику резко захотелось домой, но не к родителям, а к бабушке и дедушки, в "Нору", с её хаотичной и уютной атмосферой. Он вздохнул и вновь улыбнулся. Теперь уже лукаво.
- А это и есть предложение, - произнёс рыжий, который только что едва не пригласил девушку в гости на каникулы. Это было бы слишком поспешно. Они едва снова начали разговаривать не по фамилии и без резких замечаний, это была их первая игра, между ними хватало разногласий, но Эмме стоило увидеть по-настоящему волшебные сады.
– Я тебе покажу летом, - сказал Доминик, слегка попутав собственные фантазии с реальностью, в которой ему едва хватало решительности позвать девушку на прогулку. – Вообще можно и раньше! – поспешно поправился рыжий. - Хотя прямо сейчас холодно и мне нужно время, чтобы договориться, - он тут же задумался, что именно стоит сказать профессору, но быстро пришёл к выводу, что проще всего сказать правду.
Взглянув на стремительно отступающего слона, рыжий невольно усмехнулся. Пустить за ним в погоню было пока некого, и он напирал настойчиво и довольно осторожно.
- Пешка с С7 на С6.

Отредактировано Dominique L. Weasley (2016-04-15 05:53:45)

Доминик склонил голову набок.
- А я не говорил, что волшебники человечнее. По крайней мере, точно не в этот раз и не в этом контексте. Всё верно, - согласился он. - Не все магглы - достойные люди, и далеко не всем магам нет дела до магглов, - рыжий намеренно расставил акценты иным образом, чем сделала это Эмма. Он поступил так по той простой причине, что девушка, по крайней мере, если судить по её словам, не допускала мысли, что волшебники могут быть достойными. Она раз за разом подчёркивала, что не все они хорошие, что им всё равно на проблемы магглов, что они, скорее всего, вмешиваются в их дела, пользуясь магией, и честно признавалась, что единственный способ убедить её в обратном, это перестать быть волшебником.
Доминик не злился на неё из-за этого. Он был уверен, что дело исключительно в мировоззрении, которое она пыталась доказать любым способом, но, тем не менее, такая постановка вопроса была ему несколько неприятна. Сам себя он не считал плохим или хотя бы равнодушным человеком. Большая часть известных ему волшебников была лишена негатива или озлобленности. Конечно, были и исключения. Очень часто ученики в Хогвартсе ссорились, но эти ссоры всегда имели под собой подчеркиваемое всеми различие. Слизеринцы взаимно недолюбливали гриффиндорцев из-за каких-то давних предубеждений, все снисходительно относились к ученикам хапплпаффа, а рейвенкловцы готовы были драться друг с другом из-за успеваемости.
Доминик считал, что сами по себе различия - это хорошо и правильно, хорошо и правильно стремиться к знаниям, но ставить вопросы соревнования и победы выше дружбы и взаимопонимания - означало создавать почву для конфликта.
- Возможно, тебе стоит меньше критиковать действия волшебников и больше уделять внимание позитиву в будущем, где мы живём в гармонии с магглами, - предложил Доминик. - Ты пытаешься обратить внимание на проблему через негативные посылы. Это вызывает ощущение вины и соответственно агрессию со стороны собеседника. Даже человек, который в других обстоятельствах мог бы с тобой согласиться, вполне вероятно, уйдёт в защиту или отказ только потому, что ему кажется, что его заставляют или обвиняют. Так ты на сторону Света не привлечёшь много народа, а без привлечения идея совместного сосуществования невозможна.
Доминик не считал идею Эммы такой уж утопической, но на его взгляд, магглы и маги уже сосуществовали в определённой гармонии. Возможно, стоило бы лучше продумать моменты поступления магглов в магическую школу или, наоборот, подойти глубже к изучению маггловедения со стороны волшебников, но менять этот мир кардинально ему бы не хотелось. Что плохого в том, что большинство магглов не знает об их существовании? Так же, как минимум, интересней! Они ничего не знают, потому не могут обвинять их в возможном воздействии и завидовать способностям, и, соответственно, у них нет никаких причин враждовать с магами. Разве это плохо?
"Человеческая природа сама по себе, к сожалению, совсем не добрая", - подумал Доминик, но долго грустить по этому поводу не стал. Теперь у него появился повод позвать Эмму на летние каникулы так, словно бы она уже согласилась! Эта мысль грела его даже сильнее, чем полёты, которые предстояло ещё подготовить.
- Значит, договорились, - он улыбнулся. - Ферзь с D8 на B6. Надо будет как-нибудь поиграть на что-то кроме интереса, - предложил Доминик с лукавой улыбкой. У него назрел план. Если быть точнее, план назрел у него уже несколько ходов назад и сейчас он уверенно двигался к его реализации. Правда, существовала большая вероятность того, что план рухнет сам или его расстроит Эмма, но уже из-за того, что он что-то запланировал, рыжий был собой доволен.

Отредактировано Dominique L. Weasley (2016-04-29 09:47:39)

- Агитация нести научный интерес? Это как? - Доминик посмотрел на Эмму с любопытством. Слово "научный" казалось ему важным, значительным и любопытным. Рыжий нередко читал маггловские "научные" журналы, и, хотя он понимал в них далеко не всё, одно оставалось для него непреложным - это было очень умное чтиво. Проблема же заключалась в том, что Доминик не мог считать любую агитацию чем-то умным. Агитация, на его взгляд, была средством навязчивого давления и, соответственно, не могла стимулировать какое-либо мышление, а ум сам по себе, чтобы развиваться и создавать, должен быть свободным.
- А что плохого в том, чтобы маскироваться и прятаться? - спросил Доминик. - На самом деле, это похоже на игру, в которой участвуют и дети, и взрослые. По идее, она должна была бы нас всех объединять... - рыжий не закончил и тяжело вздохнул. К сожалению, никакого объединения не было. Волшебники всё равно находили причины для ссор и чаще всего такими причинами становились магглы.
Доминик редко задумывался, как о политическом устройстве, так и об обществе в целом, но когда такое происходило, его приводила в недоумение человеческая природа. Почему нельзя находить компромисс или формулировать свои желания так, чтобы они хотя бы могли устраивать противоположные стороны? Зачем вообще ставить ультиматумы или придерживаться такой точки зрения, которая категорически нежизнеспособна для других?
Впрочем, подобные вопросы кому-кому, а упрямейшему из рыжих задавать не стоило. Сам он редко шёл на компромиссы, но был слишком эгоистичным, чтобы навязывать своё мнение всем и каждому. Похоже, общество спасало только это.
- А ты считаешь, что мирное и открытое сосуществование с магглами может привести к потере магии? - ему показалось, что где-то он подобную точку зрения слышал, но, где именно, Доминик не помнил.
Он посмотрел на доску и разулыбался.
- Ты всё испортила! - заявил рыжий с восторгом, ища способ придерживаться плана, не теряя дорогой и нравящейся ему фигуры. - Пешка с С6 на С5! - объявил он и дрожащая фигурка двинулась вперёд.
- Не знаю, - признался Доминик. Общество Эммы его немного смущало, и поэтому он старательно следил за тем, что говорит и даже думает. Будь они в более фривольных отношениях, рыжий бы предложил сыграть на желание или даже на раздевание, но он вряд ли осмелился бы сейчас попросить у неё то, чего действительно хочется, а какая-нибудь глупость только бы смутила и разозлила девушку. - Наверное, зря я это предложил...

Отредактировано Dominique L. Weasley (2016-04-29 10:41:22)

Честно говоря, Доминик совсем не понял Эмму. Он слышал каждое отдельное слово, которое произнесла девушка, и все они были ему в той или иной степени понятны, но смысл монолога в целом остался для Доминика чем-то тёмным.
"Это потому", - сказал себе рыжий, - "что ты ничего не смыслишь в политике. Или", - он глянул на девушку с улыбкой. Ему было сложно представить, что в мире существует хоть что-то, в чём он нисколько не смыслил - Доминик считал себя довольно сообразительным малым, - "потому что она всё усложняет".
Мысленно упрощая сказанное, рыжий решил, что Эмма пытается сказать, будто идеи, которые агитируются любой политической системой, должны иметь не просто идеологический характер, но и научный подход. Эта мысль вполне вписывалась во всё сказанное девушкой ранее и даже в какой-то степени нравилась Доминику, но, похоже, Эмма не особо верила в то, что такое возможно и что именно так работают политики. Откровенно говоря, рыжий также не верил, но немного по другой причине.
Он считал, что политика, как идеальная система, имеет и законы, и правила. И все они, в лучших традициях демократического общества, говорят о свободе, равенстве, взаимовыгодном сотрудничестве и прочих утопических идеях. Но политику ведут люди со всеми своими недостатками. Зачастую эти люди имеют шкурный интерес, нередко они недалеки и недальновидны, но ещё чаще откровенно упрямы в своих заблуждениях.
Иными словами, в политике наверняка есть наука и любой желающий может её постичь, но не каждому удастся реализовать хоть одну идеальную идею.
Об этом он и сказал Эмме.
Следующую реплику девушки он снова не понял и пропустил намеренно, почувствовав в ней какой-то подвох. Все они играют в маскарад, ходя тайными дорогами, пользуясь тайным транспортом, переодеваясь и нажимая на особые кирпичики, чтобы их никто не заметил. Эмма не могла этого не делать и не знать, будь она трижды воспитанной в маггловской семье. Она была волшебницей и покупала школьную утварь там же, где Доминик, садилась на тот же поезд, пользовалась теми же деньгами, но почему-то ей всё это казалось неправильным или нечестным.
Рыжий в угрюмой задумчивости взял в свои руки одну из отыгранных шахматных фигурок. Ему вдруг резко захотелось проиграть и закончить эту партию. Он вообще был эмоциональным и склонным к порывам, но довольно отходчивым. Без особого труда подавив вспышку, парень посмотрел на девушку.
- Я отношусь к магглам, как к людям, - произнёс он раздельно с едва заметным раздражением, ожидая, что на него вот-вот навесят какое-то очередное предубеждение, заранее прочувствовав и злясь на это. - К людям из другой страны, быть может, с другими порядками и правдами, но людям. Для меня ученики из Виракоча или Махоутокоро не слишком отличаются от немагических жителей Лондона. Они мне просто чуточку ближе в культурном плане.
И снова Доминик не до конца понимал Эмму. Как можно относиться к магглам в целом? Каждый отдельный человек может быть хорошим или плохим, но таким делает его характер, воспитание, внешние признаки, но никак не магические способности. Доминик был уверен, что среди магглов существует великое множество хороших, интересных и добрых людей. Наверняка, больше чем хороших и добрых магов. Проблема была только в том, что магов было в принципе меньше, и ничего страшного в том, что они хотели жить скрытно, пряча свою культуру, Доминик не видел. Это казалось ему естественной реакцией небольшого обособленного общества, а не злым умыслом, насмешкой или высокомерием.
- Я не особо делю людей на магглов и магов, - мягче произнёс Доминик. Ему захотелось, чтобы Эмма раз и навсегда поняла его хотя бы в данном вопросе. Без возможных обид, внутренних упрёков и недосказанностей. - Для меня слова "маггл" или "волшебник" - просто термины для определения отличительной особенности отдельной человеческой группы. Так же как "девушка" и "парень", "учитель" и "ученик" оно не несёт какой-то вес и какое-то отношение. Это просто слово. Люди сами придумывают необходимость как-то к нему относиться и делать из него какие-то выводы.
Он задним числом подумал, что, наверное, не так уж легко и весело родиться полукровкой. Доминику в этом виделась возможность жить в двух мирах одновременно, но по факту такое положение также могло означать, что тебя так или иначе отвергают все: магглы сторонятся из-за непонимания, а волшебники, по крайней мере, какая-то часть из них, относится с пренебрежением. Доминик не видел иных причин, по которым красивую и умную девушку могли болезненно волновать подобные вопросы. Счастливые и беспечные люди ими не задаются.
- Среди моих родственников магглов очень мало, но моя мать немного вейла, отца покусал оборотень, а семья сплошь осквернители крови. Я мог бы жить с этими ярлыками, ожидая соответствующего отношения, но вместо этого я предпочитаю быть собой. Я не маггл, но я и не только волшебник. Если задуматься, я даже не полностью человек. Но для меня это повод смотреть на мир шире, а на недостатки людей снисходительней, - он пожал плечами и глянул на доску.
Доминик увидел способ аккуратно проиграть, если он проявит осторожность, а Эмма инициативу, но всё же игра в поддавки имела дурной вкус.
- Ферзь с B6 на B2. В атаку! - скомандовал рыжий. – Может быть, в другой раз я что-нибудь и предложу, - хитро улыбнулся он. На большее его сейчас не хватило. Чувства, неожиданно для самого Доминика, делали его нерешительным и несмелым в той области, которую он считал своей. Ему всегда было легко заводить отношения, и он без особого труда их заканчивал, но сейчас рыжий чувствовал себя, как гимнаст, который неожиданно на середине каната понял, что падать страшно, больно и смертельно. - Пока мне нравится просто играть и разговаривать с тобой.

Отредактировано Dominique L. Weasley (2016-05-12 05:51:02)

Его род с любой стороны, с точки зрения чистокровности, мог считаться сомнительным. Отец считался осквернителем крови, а от матери он взял черты вейл. Впрочем, может быть, именно из-за того, что в его роду были магические существа, нашлись бы те, кто бы посчитал, что он куда более чистокровен, чем некоторые. Магия была у него в крови. Настоящая магия, дикая, естественная. Доминик редко об этом задумывался, но если задумывался, то находил себя лучше многих. Ему хотелось, чтобы Эмма считала также.
— Не расстраивайся, — попросил он, видя, что что-то пошло не так. «Это всё ты со своим языком, глупый Уизли», — злобно про себя прошипел Доминик. И надо же было ему расстроить девушку, от присутствия которой он испытывает такое волнение! Зачем? Играл бы себе в шахматы. Может быть, через неделю или месяц таких игр, она бы расслабилась, и ты почувствовал бы себя в её обществе свободней, а что теперь...
— Я тоже, думаю, что это здорово, — тускло произнёс Доминик. Хорошо ещё, что она из-за этого не выдумала его бояться. Не выдумала же? По большей части другие ученики Хогвартса воспринимали его нормально. Строго говоря, по большей части он, пожалуй, даже нравился. Но находились те, которые боялись его или, как минимум, чествовали себя в его обществе неудобно из-за того, что он мог делать. Доминик, считал, что это глупо. Магия могла то же самое. Магия, приворотные зелья и любовь.
Мысль показалась ему высокопарной и смутила, а Эмма куда-то резко убежала, окончательно его расстраивая. Шахматы стояли на своих местах, переговариваясь и даже обмениваясь провокационными заявлениями, а он сидел, сгорбившись и гадая, как быть дальше.
Позже Доминик не смог бы сказать, что заставило его вздрогнуть: её близость, само прикосновение, которое было почти невозможно почувствовать или что-то ещё, почти мистическое. Он вздрогнул, развернулся и поймал Эмму за руку. Это был инстинктивный жест, но от прикосновения парень тут же густо залился краской. Его губы, горло, нутро пересохли, а в голове образовалась пустота, сродни белому шуму. Боже, каким же идиотом он наверняка казался в этот момент! Всю свою жизнь Доминик относился со смешенным чувством превосходства и жалости по отношению к тем, кто не может прямо говорить о своих чувствах. Доминик был более чем прямым. Он ошарашивал признаниями, заявлениями, предложениями, его не смущали ни возможные негативные реакции, ни согласие. Его вообще было крайне сложно смутить. Да, оставаясь один на один с собой и своими мыслями, Доминик время от времени впадал в хандру, чувствовал себя одиноким и брошенным, но он не имел привычки переживать свои неловкие ситуации слова и снова. А теперь? Что с ним творится теперь?!
Он нахмурился. Вскочил, опрокинул шахматы и, только посмотрев на разбегающиеся фигурки, догадался отпустить руку.
— П-прости, — промямлил Доминик, изображая вымученную улыбку. Всё не так плохо. Совсем не так плохо. Всё было просто ужасно! — Давай доиграем как-нибудь в другой раз. Хорошо? Я... — он только что выдохнул свои слова на одном дыхании и снова сделал вдох, которым едва не закашлялся. — Я что-то не очень себя чувствую. Давай завтра. Завтра вечером, хорошо? Или нет, завтра там что-то вроде работы или теста, — Доминик ничего такого не помнил, но наверняка какая-то работа или тест точно были. Он уверен в этом!
«Пропади оно всё к боггарту!» — он отступал. Слова на ум не шли. Ни умные, ни честные, ни хотя бы какие-то. Ему даже думать было заранее больно, и Доминик просто поддался паники.
Очнулся он уже у себя в комнате, зашторившись от всех синим паланкином и уткнувшись всё ещё горевшим лицом в подушку. Как неловко, глупо, противно! Доминик даже пару раз порывался скатиться с кровати и спрятаться под неё же, но решил в кой-то веке не привлекать к себе внимания. Люди привыкают к стыду постепенно. От одного плохого поступка к другому, а Доминик словно бы впервые ощутил весь стыд, его совесть была разбужена и теперь старательно его мучила.
Несколько дней он почти не выходил из комнаты, предоставляя возможность Монти приносить ему еду и рассказывать, что происходило на занятиях. Когда же, наконец, паническая атака отпустила, Доминик послал с Сайласом письмо: на пергаментном листе было расчерчено поле и пешка делала ход.