Скорпиус всегда уходил последним после собрания клуба. Вот и сейчас участники начали собираться и шумно покидать комнату парами, тройками, в одиночку, так, чтобы не привлекать лишнее внимание преподавателей, старост и смотрителя, а юный Малфой, тем временем, устроился за одним из столов месте с книгой.
Сегодняшнее собрание прошло безрадостно. Этому немало способствовало собственное настроение Скорпиуса. Резкая раздражительность, возникшая у него в самом начале этого учебного года, никак не желала сходить на «нет». Наоборот, обстоятельства складывались таким образом, что у Скорпиуса появлялись только новые поводы злиться, и срывал он своё настроение, чаще всего, на тех, кто попадался под руку.
В затемнённом помещении, где тут и там были расставлены столы с лампами, шкафы заполнены книгами с самыми чудными названиями, а на полу валялся всевозможный инвентарь, царил беспорядок. Реагируя на желания постелей, выручай-комната наполнялась именно тем содержимым, который был нужен, но сегодня она отразила настроение учащихся: на столах и полках стояла пыль, в углах валялся какой-то хлам, а общая атмосфера была скорее мрачной, чем учебной.
После того, как профессор Бёрне отказался от своего участия в клубе, у Малфоя не было особой возможности проводить занятия. Хотя внутренняя злоба и возмущение поддерживали его в желании продолжать затею вопреки всем запретам, на практике, при всей сложности своего характера, он не мог не осознавать, насколько опасной может быть тёмная магия, если ей заниматься лишь в кругу школьников.
Особенно неприятным было то, что у профессора имелись все основания для такого решения, и, хотя Скорпиус ни за что бы не признался в этом, он понимал, какими соображениями руководствовался Бёрне, когда доложил его отцу о занятиях тёмной магией. Более того, он понимал и своего отца, взбешенного поведением сына. Но всё это не мешало ему испытывать горючую смесь из разочарования, обиды и злобы. Он ошибся! Неужели они в своей жизни никогда не ошибались?!
Скорпиус раздражённо скрипнул зубами и с особенным озлоблением принялся вглядываться в книгу. Он помечал пером заклинания для практики который необязательно наличие партнера. Скорпиус надеялся, что некоторое время клуб сможет существовать без куратора, а потом он, может быть, смог бы найти кого-либо на замену Бёрне.
Малфой нахмурился и цыкнул, бросая раздражённый взгляд на своего соклубовца, только что едва не снесшего с его стола лампу. Молча просверлив его взглядом, он вновь вернулся к книге. На деле это было почти бессмысленным занятием. Смысл прочитанного доходил до Скорпиуса словно бы через дымку. Сконцентрироваться было сложно, он отвлекался на каждую отдельную мысль и любой производимый остальными ребятами шорох.
Раздражённый, Скорпиус наложил заклятие, приглушающее слышимость. Его в прошлом году нашла для Малфоя Доминика, чтобы он не мог под предлогом собственного слуха увиливать от посещения игр с её участием. В целом, заклинание оказалось полезным, хотя Скорпиус не любил им пользоваться. Оно не лишало слуха, но значительно снижало его, и звуки, до того острые и раздражающие, после применения заклятия звучали приглушенно, словно через вату.
Именно из-за этого, Скорпиус не обратил внимание на тот факт, что последний участник клуба не закрыл за собой дверь (завалившаяся подставка для одежды, стоявшая у порога, подперла её сверху так, что захлопнуть дверь не удалось, а послышавшиеся в коридоре шаги, спугнули парня и тот, что-то шикнув Малфою, поспешил удалиться).
Скорпиус очнулся от своих раздумий только тогда, когда дверь вновь распахнулась и на пороге застыла мисс Раду. Несколько мгновений он молча смотрел на неё, слишком ошеломлённый, чтобы как-то реагировать. Потом, стремительно сняв заклятие, Скорпиус бросил панический взгляд на лежавшую на столе книгу и поднялся из-за парты:
— Мисс Раду? — его губы дрогнули, но послушно растянулись в вежливой улыбке. Собственный голос звучал для Скорпиуса приглушённо из-за биения сердца, гулко отдающегося в ушах. Что она увидела? Что она поняла? Как она сюда попала? — Что вы здесь делаете? — поинтересовался он напряжённым тоном. Скорпиус просто не представлял себе, каким образом девушка проникла в их тайное укрытие. До того выручай-комната никогда не подводила его, и её предательство было воспринято им особенно болезненно.

Отредактировано Scorpius H. Malfoy (2013-11-01 03:25:56)

Скорпиус поспешил обойти парту, чтобы отвлечь мисс Раду, заговорить с ней, вывести из кабинета и не дать возможность рассмотреть испещрённую его пометками книгу. По дороге, зацепившись за ремень собственной сумки, Малфой едва не упал. Он дернулся и перескочил на свободной ноге, его зубы с громким клацаньем сомкнулись, едва не прихватив кончик языка, но сохранить неустойчивое равновесие ему всё же удалось.
Ухватившись за край парты, он удержался. Его палочка, до того покоившаяся возле книги, покатилась по столешнице. Прежде чем она упала, Скорпиус поймал её и выровнялся. Он с независимым видом откинул волосы, налетевшие на лицо, оправил одежду и только после этого взгляд его тёмно-серых глаз устремился к Раду. «И почему она не решила прогуляться мимо?!» — с досадой подумал Скорпиус. Из-за нелепой ситуации на его лице проступил румянец, но плотно сжатые от напряжения губы были непривычно бледными.
— У вас много вопросов, мисс Раду, — с холодной улыбкой произнёс Малфой. Его взгляд метнулся к зажатой в руках девушки книге в нелепом желании отобрать её, но вместо этого он убрал палочку и коротко осмотрел всё помещение. Вряд ли удастся убедить девушку, что это просто какой-то кабинет, и было бы крайне нежелательно, чтобы она пошла за своими разъяснениями к кому-либо ещё.
— Вы позволите мне отвечать на них постепенно? — он говорил вежливо, но напряжённо. В комнате кроме них никого не было, а это означало одно — кто-то из участников, уходя, забыл прикрыть за собой дверь. «Олухи», — едва не проговорил Малфой, подавляя в себе приступ неистового гнева. Позже, он обязательно выяснит, кто из них выходил последний, и этому человеку очень повезёт, если к тому времени злость, так яростно грызущая его изнутри, сойдёт на «нет».
Скорпиус быстрым шагом подошёл к выходу, выглянул в безлюдный коридор, выправил подпирающую дверь вешалку и закрыл кабинет. Теперь в выручай-комнату мог войти лишь кто-то из клуба, и юноша искренне надеялся, что среди его товарищей не окажется совестливых растяп.
Вернувшись к столу, Скорпиус собрал лежавшие там записи и сложил их на одну из полок. Больше всего хотелось убрать всё это в сумку, скрыть с глаз, спрятать, но в сумке эта книга может доставить ему гораздо больше неприятностей, чем здесь, в обществе интерны, приехавшей из Дурмстранга.
Обойдя ещё раз облюбованную парту — единственную, на которой не было толстого слоя пыли, — Скорпиус пододвинул к ней второй стул:
— Присаживайтесь, — он приглашающим жестом указал на не слишком удобный, но крепкий табурет, — предполагаю, что разговор может выйти долгим, а осмотреться вы ещё успеете, — тон его голоса звучал буднично. Скорпиус не смог вложить в него небрежные или ироничные нотки, но страха или волнения в его словах не было.
— Это комната, — со вздохом продолжил Малфой, — называется «Выручай-комнатой» или «Комнатой и так, и сяк». Если знать, как её обнаружить, она приобретает именно вид того помещения, который вам нужен. Вы не найдёте её на картах Хогвартса и, видимо, смогли пройти потому, что я не закрыл дверь, — Скорпиус не спешил отвечать на вопрос, касающийся тёмной магии. Он не был уверен в том, что видела и поняла Раду, поэтому внимательно всматривался в её лицо, пытаясь прочитать там какую-то реакцию.

Мисс Раду никак не пожелала разъяснить то, при каких обстоятельствах попала в этот кабинет, вызывая очередную волну раздражения. Было досадно осознавать, что последний и долгожданный год в Хогвартсе проходит из рук вон плохо. До сих пор, ему не удалось добиться каких-то видимых успехов в чём-либо, кроме злости, служившей источником разве что перепадов настроения и проблем.
— Сборище? — Малфой вцепился в слово, вызывающее у него особое подозрение. Уже тот факт, что на место их обучения вышла интерна, его нисколько не радовал. В конечном итоге, это была очередная его оплошность, пусть и случившаяся исключительно по нелепой случайности. Если при этом она догадалась о том, что Скорпиус не единственный посетитель выручай-комнаты, вопросов к нему может оказаться гораздо больше.
— О каком сборище идёт речь? Вы просто напугали меня, — Скорпиус улыбнулся, словно пытаясь поддержать шутку.— Я не слышал, как вы пришли и был очень удивлен, когда обнаружил вас.
Говорил Малфой исключительно искренне и спокойно, но тон его голоса по-прежнему был лишен живости. Он уже мысленно пообещал себе никогда более не применять оглушающее заклинание в столь важные для него моменты. То, как Скорпиус воспринимал мир, во многом зависело именно от слуха. Приглушив его, он позволил застать себя врасплох. И, разумеется, был шокирован так же, как был бы шокирован обычный человек, если бы на него из тьмы что-то неожиданно выскочило.
В его голове быстро работали мысли, сменяя друг друга в цепочке рассуждений. Он мог разом решить все проблемы, просто рассказав о клубе. Тогда Айра не сможет с кем-либо поделиться этой информацией. Решение было простым, заманчивым, но Скорпиусу оно не нравилось. Оно не дарило ему уверенности, а в тоже время было бы полезно узнать о намерениях мисс Раду.
— Вы угрожаете мне? — спросил Малфой с тонкой улыбкой. В голосе его, тем не менее, звучало уже искреннее любопытство. Он нашел, придумал, вспомнил решение и ситуация перестала казаться ему такой уж ужасной.  — Возможно, по мне этого не скажешь, но я довольно сообразительный. За чтение книги не сажают в Азкабан, — твердо произнес Скорпиус. — Неуверен, что за это меня даже оштрафуют. К тому же у вас вряд ли получится доказать, что я и где делал. Поверьте, я не стану легко признаваться каком-либо нарушении, — он говорил уверенно и небрежно. Раду нравилась ему, и в тоже время он не мог видеть в ней помощника, товарища или друга, поэтому воспитательный тон девушки, спровоцировал его принять оборонительную позицию.
— И что вы, строго говоря, увидели? Меня с книгой в руке в выручай-комнате? Этому есть простое объяснение, — он улыбнулся, и улыбка на его лице выглядела довольно. — Я случайно обнаружил эту комнату. Вы правильно сказали, меня беспокоило, что другим можно, а мне — нет. И вот, комната откликается на моё желание. Прежде чем я успеваю понять, что здесь находится, меня находите вы, — он блефовал, но этот блеф было сложно выявить. Основная проблема заключалась не в том, что у мисс Раду нет доказательств. Скорпиус не мог позволить даже расследования, которое бы доказало его невиновность. Это могло бы привлечь к нему излишнее внимание со стороны преподавательского состава и директора.

— Вот как, — не выказывая ни малейшего смущения от того, что его поймали на лжи, произнёс Малфой. Хотя слова мисс Раду едва ли можно было считать обнадеживающими, он отчего-то почувствовал облегчение. Теперь, по крайней мере, можно было не гадать о том, как она попала в эту комнату и что видела. Необходимость врать отпала и, хотя она нисколько его не угнетала, он всё же чувствовал себя уверенней на почве, не состоявшей исключительно из домыслов и предположений.
— Значит, вы увидели кого-то, выходящего из неизвестного вам кабинета, решили проверить, что здесь, и, обнаружив меня в окружении книг о тёмных искусствах, решили предостеречь? — в его словах было больше утверждения, чем вопроса. Агрессивность, с которой он воспринял воспитательный тон мисс Раду, немного отпустила. Нельзя было сказать, что Скорпиус тут же проникся к ней доверием, но факт заботы ему приятно льстил и лишний раз не вызывал сомнений.
— Понятно, — задумчивым тоном произнёс Малфой, когда получил подтверждение своим выводам. Выражение его лица смягчилось и поза, до того невыносимо напряжённая, приобрела более расслабленный вид. — Если так, то вы очень добрая девушка, мисс Раду, — с улыбкой заметил Малфой. Он, не являясь таким уж добрым мальчиком, смотрел бы на аналогичную ситуацию иначе. Там, где Раду, вероятно, хотела остеречь его и помочь, он бы искал для себя выгоду: повод для шантажа, влияния, союза.
— Я не отношусь к вам плохо. Вероятно, в этом-то как раз и проблема. Уверяю вас, я прекрасно понимаю, в какой ситуации нахожусь. Если, согласно вашим обязанностям, вы доложите об этом инциденте своему преподавателю или даже директору, я выкручусь. И всё же, я полагал, что вы, возможно, поймёте меня, — Малфой задумчиво выстучал на столешнице мелодию и, нахмурив брови, посмотрел куда-то в сторону. Ему нравилась идея говорить напрямую, благо она вполне соответствовала его потребностям и целям. Несмотря на это, Скорпиус не спешил выдавать мисс Раду свой секрет. Ему казалось важным заручиться её поддержкой до этого.
— Не беспокойтесь, мисс Раду, — со вздохом ответил Малфой. Он не испытывал никаких особых угрызений совести из-за того, что заставил девушку волноваться, но его воспитание настраивало на том, что волновать девушек без причины всё же не стоит, поэтому он, как мог, сглаживал образовавшиеся углы. — Я действительно не обделён умом и, могу вас заверить, что не стал бы практиковать какую-либо опасную магию без учителя. Я любопытен, но не настолько, чтобы не беречь свою жизнь, — с улыбкой заверил её юноша.
— И всё же, что вы здесь делали в это время? — поинтересовался Малфой, которого всё ещё до конца не покинули подозрения. — Этот коридор далеко не самый живописный для прогулок, — он никогда не воспринимал Раду, как учителя, и недавний разговор только утвердил его в этом странном впечатлении. Возможно, ещё и поэтому та строгость, с которой она выговаривала ему всего пару минут назад, сильно насторожила его.
— Мишель Ру? Это тот заносчивый высокомерный выскочка из Египта? — спросил Малфой. Он достаточно хорошо помнил Мишеля Ру и был о нём не лучшего мнения, но, тем не менее, тот факт, что разговор отошёл от его вечерней деятельности в выручай-комнате, его немного расслабил и он с удовольствием вцепился в эту тему.
— Те, кому повезло жить с ним, жутко переполошились, — ехидным тоном заметил Скорпиус. — Разве это происходило не в его спальне? В любом случае, я не присутствовал при этом. Как староста я должен был бы помешать ему, — губы Малфоя скривились, выражая его недовольство. Впрочем, чем именно он был недоволен, юноша разъяснять не спешил. — А причем тут Мишель Ру? — спросил он, отвлекаясь от собственных мыслей и справедливо ожидая получить пример "недостойного поведения".

На лице Скорпиуса мелькнула рассеянная и несколько самодовольная улыбка. Ему льстило замечание Раду о тёмной магии, дающейся от сердца. Многие, наверняка, не сочли бы подобное комплиментом, но стремления Скорпиуса были далеко за пределами цветового определения того или иного искусства и ему нравилось считать себя талантливым.
— Тогда объясните мне, — попросил он, уже не скрывая своего любопытства. Сейчас их разговор уже не был похож на небольшое судебное разбирательство. Скорпиус не чувствовал более потребности яростно обороняться, а потому не цеплялся к каждому слову и не пытался доказать, насколько мало у Раду шансов привлечь его к какой-либо ответственности. Возможно, он не во всем был с ней согласен, но разговор, больше похожий на тот, который они провели всего пару дней назад во время матча по квиддичу, ему определённо нравился больше. На какое-то мгновение Скорпиусу даже показалось, что они просто продолжают его.
— Я понимаю, — кивнул Малфой, по-прежнему не спеша со своими разъяснениями. Губы его вновь тронула улыбка, на этот раз несколько загадочная. На деле он не очень боялся перспективы разговора мисс Раду с профессором Бёрне, хотя всё же не хотел бы, чтобы он состоялся. Если профессор узнает, что Скорпиус в очередной раз оплошал, вряд ли это добавит ему желания вернуться к занятиям. К тому же, Раду не уточнила, к кому именно она решила обратиться, а это означало, что юноша мог вновь ошибаться в своих выводах.
— Да, — небрежно отмахнулся Малфой, мысли которого были явно заняты другим. — Я играю на фортепиано и скрипке. Когда мы разговаривали в предыдущий раз, я как раз направлялся в музыкальный кабинет, чтобы попрактиковаться, — он предпочёл полностью ответить на её, казалось бы, между делом заданный вопрос. Несмотря на то, что ему ничего не стоило кого-либо обмануть, Скорпиус не хотел, чтобы Раду каждый раз ожидала его обмана только из-за той пробной попытки отмахнуться от её угрозы. Самым удивительном в этом желании было то, что оно не основывалось только на понимании выгоды доверительных отношений с интерном чар.
«Почти?» — задумчиво повторил вслед за девушкой Малфой и выразительно приподнял бровь. И всё же, какие у Раду могут быть причины, чтобы она так стремилась побеспокоиться о нём? Как Скорпиус не крутил эту ситуацию, он не видел откровенной выгоды для девушки. Если её мотивом не служила не доброта, то он терялся.
— Тогда вы выбрали удачное место, — усмехнулся Малфой. — Самым живописным предметом в этом коридоре является картиной троллей в балетных пачках, и она способна уничтожить любое представление о прекрасном, — юноша выразительно фыркнул.
Он обратился вслух, когда Раду изобразила в воздухе неизвестный ему символ. Стоило ей прояснить его значение, как Скорпиус понял, отчего ранее с ним не сталкивался. Дело было даже не в том, что неживое никогда не интересовало его, но практика с подобной материей в Хогвартсе даже под прикрытием невозможна.
— Значит, это ваша специализация, — произнёс он со смесью любопытства и прозрения. Неудивительно, что вокруг девушки была такая тяжелая атмосфера. Часть магии, связанная с духами и инферналами, была далеко не светлой. Скорпиуса тут же подбивало задать Раду хотя бы несколько вопросов, в том числе и о том, чем именно был занят Мишел, но вместо этого он решительно обозначил своё отношение к ситуации.
— В одном вы не правы. Я не хотел бы его останавливать и рад, что мне не пришлось этого делать, — Скорпиус проговорил это ровным тоном, но в глазах его загорелся восторг. Слова Раду не только отражали его собственные мысли, но словно бы дополняли их! Это было приятное давно не испытываемое им чувство, что его понимают.
— Мне во многом не нравится этот юноша, но ещё более мне не нравится, что на него накладывают те же стереотипы, которые всецело воспитываются здесь, в Хогвартсе. Почему он не может изучать то, к чему привык? То, что ему нужно? Какой смысл обмена знаниями, если наша школа не только не способна что-либо предоставить ему, но и ограничивает его возможность практиковаться?! Разве это не дискредитирует Хогвартс, как учебное заведение?! — Малфой пытался говорить сдержанным тоном, но, как и в коридоре, когда разговор полностью затронул зону его интереса, он начал буквально физически распаляться. Холодная настороженная сдержанность его слов осталась в прошлом. Тон его голоса всё ещё был достаточно тихим, но уже увлечённым и горячим.
— Вы только что сами разъяснили все. Непонимание порождает страх. Я не хочу бояться, мисс Раду. Я хочу знать, что это. Почему это желание здесь, у нас под запретом? Почему оно осуждается?! — он на мгновение замолчал, подбирая слова и в последний раз взвешивая все за и против того, чтобы рассказывать Раду о цели собрания, за которым она едва не поймала их.
— Вот уже год в этой самой комнате я и несколько моих друзей изучаем тёмную магию под руководством нашего преподавателя, — на этих словах голос Малфоя дрогнул, и его вновь накрыла смесь обиды и гнева, которую он испытывал каждый раз, когда думал о профессоре Бёрне. — Точнее, мы изучали её. Это был наш тайный клуб, сообщество, о котором никому и ничего не было известно, но в этом году наш учитель отказался от того, чтобы продолжать эти уроки.
Ему было очень неприятно осознавать свою несостоятельность. В Скорпиусе всё ещё теплилась какая-то надежда, что Бёрне изменит своё решение. Надежда, в общем-то, ни на чём не основанная и каждый раз всё более мифическая, учитывая то поведение, которое юный Малфой демонстрировал с тех пор, как выяснил, кто именно рассказал его отцу о занятиях тёмной магии. Скорпиус был бы готов признать свою вину и, по возможности, как-то исправиться, но поступок Бёрне, в итоге, подорвал доверие, которое он испытывал к этому преподавателю. Именно это мешало Малфою: он был готов признать собственную вину, но не простить свою обиду.

— Не можете быть доброй? — задумчивым тоном повторил Скорпиус, глядя на девушку с любопытством. — Любой человек, каким бы он качествами не обладал, может быть добрым: к себе, к своим близким, к любимой собачке. Отрицание какого-либо качества не лишит вас его наличия, — несмотря на светский тон, больше подходящий какому-нибудь приёму в пышном зале, а не разговору в захламлённой комнате, Скорпиус всматривался в мисс Раду почти до неприличного внимательно. — Впрочем, я охотно верю, что вы поступили так не из-за доброты, — не желая провоцировать спор, произнёс Малфой и кивнул, будто бы сам с собой соглашаясь.
В его голове начала созревать идея и он немного рассеянно отнесся к дальнейшему диалогу, пропуская мимо ушей похвалу, не связанную с его реальными возможностями просто потому, что Раду этих возможностей не видела. Скорпиус был самоуверен и самолюбив, но любил только ту лесть, на которую были основания.
— Иногда? — во взгляде Скорпиуса мелькнула улыбка и заинтересованность. — Вы должно быть очень талантлива, мисс Раду. Игра на любом инструменте требует много внимания и времени. «Иногда» часто бывает недостаточно, — в его голос прозвучало неприкрытое сожаление. Ему порой не хватало времени для такой практики и это огорчало Скорпиуса, хотя он понимал, что игра на любом инструменте не поможет ему в достижениях поставленных им перед собой целей.
— Это Бетховен, отрывок из третьей части Сонаты №14. Вы его когда-нибудь слышали? Может быть, представится возможность показать вам его на инструменте. Так будет лучше, поверьте, — он подумал, что как-нибудь им, возможно, стоило поговорить о музыке. Обсудить любимые произведения, что-нибудь поиграть... Это было бы  чудесно — услышать мисс Раду. Возможно, это даже помогло бы понять её лучше. По крайней мере, Скорпиус нередко понимал, что ему лучше удаётся воспринимать информацию именно на слух.
— Да, картина, — он всё ещё улыбался, — когда будете выходить, можете посмотреть на стену напротив выхода. Вы, видимо, так увлеклись выходящими школьниками, что не обратили внимания. Она того стоит, — в голосе Скорпиуса звучало веселье. Он только сейчас осознал, насколько неправдоподобно звучало его описание, наверняка, Раду могла подумать, что он разыгрывает её.
— У меня, правда, довольно насыщенная жизнь, чтобы в тайне интересоваться подноготными преподавателей и интернов, — он улыбнулся. Возможно, какие-то такие слухи и ходили в школе, когда мисс Раду только появилась в школе, но Скорпиус тогда был слишком занят учебой, обязанностями старосты, организацией клуба и знакомством с невестой, чтобы вникать в них. В конце концов, он предпочитал что-либо узнавать напрямую и не видел в этом ничего странного.
— Что вы, мне было интересно! К тому же я совсем не удивлён, что у вас сложилось подобное впечатление, — на лице Скорпиуса мелькнуло недовольное выражение — чтобы не говорила мисс Раду, а одобрить политику Хогвартса он не мог. — Пугать? Но почему же?! Наверняка нашлись бы те, кого бы заинтересовал его… ритуал? — последнее слово он произнёс со слегка вопросительным оттенком. К своему сожалению, в этой области магии он был не сведущ. Возможно, ещё и это вызывало в нём раздражение на Мишеля. Впрочем, то же самое в мисс Раду вызывало только заинтересованность.
— Я не думаю, что они должны как-то скрывать свою практику. Оповещать о ней — да, найти преподавателя, который мог бы подстраховать — да, но скрывать… Это может развить неправильное отношение и только упрочнить страх, — Скорпиус задумался, возможно ли в рамках защиты от темных сил провести семинар, на котором Мишель мог бы что-нибудь рассказать о своих занятиях. На деле, Малфой сомневался, что у него хватит терпения и сил выдерживать тон Мишеля более десяти минут, но сама по себе идея показалась ему занятной. «Возможно, и мисс Раду могла бы присоединиться», — подумал он, чувствуя, что послушать от девушки что-либо о некромантии было бы гораздо интересней.
— Это поступок ребенка, который закрывает глаза и верит, что его не найдут, потому что его не видно, — прервав свои мысленные рассуждения, фыркнул Скорпиус. — Конечно, я могу заниматься самообучением, но ни когда большинство интересующих меня книг находятся под запретом, — он презрительно перевёл плечами, будто они в своём разговоре затронули что-то скользкое и склизкое.
— Грязное?! — его до крайности удивило то, как сама Раду относилась к своей специализации — будто стесняясь её. Он нахмурился, посмотрев на девушку с неодобрением. — Бросьте. Многим и травология, и зельеваренье, и колдомедицина могут показаться грязными предметами, — резко сказал Скорпиус. — Знания сами по себе не имеют ни грязного, ни чистого состояния. Они нейтральны и… — он прервал себя на полуслове и подался ближе.
— Мисс Раду, а, может, вы нам что-нибудь покажите или расскажите? — спросил Малфой, явно воодушевившись этой идеей. — Клуб сейчас переживает не лучшее время из-за того, что наш учитель отказался вести занятия. Конечно, среди нас есть те, кто только ищет повод прерваться и прекратить. Подобные искусства оставляют довольно тяжелый след и не каждый может с ним справиться. Для них, я думаю, обстоятельства сложились даже лучшим образом, но, — он непроизвольно понизил голос, давая понять, что всё последующее тайна. — Есть и те, кого не устраивает пауза в занятиях, кто хотел бы продолжить и мне страшно представить, к каким результатам может привести их бездействие.

Отредактировано Scorpius H. Malfoy (2013-11-08 19:59:55)

Скорпиус кивнул, соглашаясь не продолжать эту тему. Кажется, в ней они уже полностью поняли друг друга и необходимости в том, чтобы озвучивать это понимание не было. Даже обращение «мальчик» не задело гордого юношу. Несмотря на то, что разница в возрасте у него с мисс Раду не была большой, и в таком обращении вполне можно было увидеть пренебрежение, Скорпиус не искал повода испытывать к девушке какой-то негатив.
— Может быть, вы как-нибудь мне покажите? — с улыбкой предложил юноша. Идея слушать плохо отыгранную мелодию не казалась ему привлекательной, но он предпочитал не судить только по словам. К тому же, если все действительно окажется плохо, он мог бы сыграть что-нибудь сам.
— Мне тоже нравится Бетховен. Не могу сказать, любимый он композитор или нет, но у него очень волнующая музыка. Сочетание нежной мелодии с жесткими, агрессивными, тяжелыми аккордами не оставляет равнодушным. От этой музыки внутри рождается волнение, желание что-нибудь изменить... — он хорошо помнил первую часть. Ее было не так просто отбить, не имея под ними фортепьянных клавиш, но Скорпиус не стал этого говорить, посчитав, что такое разъяснение звучало бы оправданием.
— Сносный... — следом повторил Малфой. При необходимости он мог бы его настроить, но сам предпочитал заходить в музыкальный кабинет. Там инструменты находились в хорошем состоянии, но были в менее уединенном месте. — Вы просто должны мне показать, - улыбнулся Скорпиус.
— Я слышал и читал об этом, но немного, — признался он. — Магия ритуала кажется мне интересной, но никогда не увлекала полностью. Наверное, я для этого слишком деятельный. Долгая подготовка не всегда отражают мои желания, зачастую ограниченные взмахом волшебной палочкой, — Скорпиус говорил задумчивым тоном, словно бы понимая, что упускает что-то в своем образовании и не чувствуя себя от этого хорошо. Ему зачастую было чего-то мало. Мало внимания, успехов, предметов. Вот и сейчас он чувствовал в себе готовность распыляться там, где на деле следовало четко идти к намеченной цели.
— Может, она и права, — Скорпиус улыбнулся. — Я уверен, такой семинар может привлечь немало внимания и помочь тем несчастным, которых напугал Мишель, — он слегка склонил голову, будто бы говоря, что только рад помочь. Ему было приятно, что в разговоре с ним мисс Раду словно бы немного расслабилась. До этого она казалась ему несколько мрачной и удрученной, не такой, как обычно, но повода узнать «почему?» у него не было.
— Это хорошая традиция — называть детей в честь предков, — задумчиво проговорил Малфой. — Моя бабушка происходит из семейства Блэков. У них была традиция называть своих детей в честь созвездий. Поэтому мой отец Драко, а я сам Скорпиус. С чем связано второе имя — с планетой или мифическим персонажем, — мне неизвестно, но звучит оно внушительно, — он говорил это несколько рассеянным тоном, про себя размышляя о том, как и насколько можно привлечь к их клубу мисс Раду.
— А что вы готовы показать нам? — с улыбкой спросил Скорпиус. Он был немного разочарован тем, что Раду не могла полноценно учить их тёмной магии, но это чувство перевесила радость из-за её готовности помочь. — Я думаю, что вы могли бы познакомить нас с некромагией. Рассказать о ритуалах, объяснить, чем они опасны, показать что-нибудь. Быть может, окажется, что у кого-нибудь среди нас обнаружится талант. — Кроме того, он видел определённую пользу в том, что они не будут активно применять чары друг на друге, а займутся чем-то требующим концентрации и внимания. После того происшествия с Уизли, Скорпиус не чувствовал уверенности в своей способности творить магию. Конечно, он не хотел признаваться в том, что потерянное ощущение контроля напугало его.
— Вы обо мне именно или о группе в целом? — деловито поинтересовался Скорпиус. — Большинство из нас вполне способно дозировано выдавать свой негатив, но некоторым, на мой взгляд, не хватает позитивных эмоций и злость увлекает их. Но пока ничего страшного не произошло, — слова в ушах Скорпиуса звучали самоубеждением. Ему было стыдно признавать свою оплошность, как раз связанную с тем, что он не смог себя остановить, не смог сдержать свою злобу и фактически потерял контроль. Если бы не профессор Бёрне, всё обернулось бы самым неприятным образом, но тот факт, что в ответ на его ошибку, профессор прервал занятия не служил поводом обрести покой. Наоборот, собственная недоученность только пугала Скорпиуса.

— Хорошо, — Скорпиус удовлетворенно кивнул. Он был уверен, что музыка многое говорит о человеке, и ему было уютно считать, что они с мисс Раду найдут что-то общее, что-то, что могло объединить даже лучше, чем магия. Скорпиус никогда не недооценивал отношения, он знал, что расположение людей может подарить гораздо больше, чем, к примеру, обещание, вырванное под угрозами или полученное хитростью.
— Это риторический вопрос? — спросил он, слегка приподняв бровь. Его немного удивило, какой вывод сделала мисс Раду, но сама тема заинтересовала. — Мир, пожалуй, нет, по крайней мере, не сразу, а вот страну — возможно, — он усмехнулся, оставляя возможность считать свои слова шуткой.
— Изменение мира — это невероятно сильные амбиции, которые должны быть подкреплены чем-то могущественным и мощным. Чтобы осуществить изменения в масштабах мира, нужна сила, но этот путь меня не привлекает. Я из тех, кто ставит на политику, — эти слова Скорпиус проговорил со всей серьёзностью. Он хорошо помнил, чем заканчивали амбициозные волшебники их столетия. Гриндевальд и Волен-де-Морт стремились к одному и тому же, и оба этих страшных, но великих волшебника имели схожий с ним взгляд на магический мир.
Они считали волшебников особенными и ратовали за чистоту крови. Скорпиус думал также, но он не хотел править магловским миром, не считал, что такая власть была необходима, и не думал, что им стоит раскрывать секреты своего существования перед маглами. Магам следовало защищать свою уникальную государственность, не связывать свою жизнь с маглами, не подстраиваться под них и влиять на жизнь маглов ровно настолько, чтобы их жалкие технологии не могли как-либо помешать жизни волшебного сообщества.
В глубоком прошлом, во времена охоты на ведьм, магия полностью защищала волшебников, но вероятность агрессивного отношения со стороны маглов была высока и сегодня. Если они получат подтверждения их существованию, это может развязать войну. Скорпиус ни на секунду не сомневался в победителе и, в целом, считал, что крупномасштабные действия против волшебников могут только помочь провести их политику в действие, но не хотел никаких жертв со стороны чистокровного магического населения. Их итак было слишком мало.
Он кивнул, давая понять, что услышал мисс Раду, но не стал продолжать разговор об инструменте, который в глаза не видел. Это, по его мнению, выглядело бы слишком натянуто.
— Я уверен, что своя прелесть в этом есть, — охотно кивнул Скорпиус, который никогда не считал ритуалистику чем-то недостойным внимания, просто больше интересовался другими аспектами магии, настроенными на мгновенный результат без долгой подготовки. — Вы, видимо, терпеливее его. Мне стоит у вас поучиться, — до недавнего времени он не считал отсутствие у себя большого терпения таким уж недостатком. У него было много качеств, среди которых находились те, которые как бы компенсировали его деятельность: ум, осторожность, внимательность.
— Варвара, — повторил Скорпиус понравившееся имя, словно пробуя его на слух. Звучало красиво: раскатисто и мелодично. — Хорошее имя. Вам очень идёт быть Варварой Раду, — сказал он после короткого задумчивого молчания. — Что до нашей традиции, то имена звучат уникально, а это приятно, — в отличие от Раду, Скорпиус любил разговоры о себе, хотя и старался себя одергивать. Он знал, что гораздо лучше больше слушать, чем говорить.
Услышав про директора, юноша хотел возразить. Он напрягся и нахмурился, но лишь напряжённо кивнул, когда Раду сообщила ему, что будет хранить их секрет. Скорпиус в этом изначально не сомневался, но ему было приятно заниматься маленьким тайным сообществом. Гораздо больше, чем получать знания, доступные всем и каждому. К тому же в их клубе, учитывая малочисленность, каждый мог не только посмотреть и послушать преподавателя, но и попробовать.
— Хорошо, — с явной неохотой согласился юноша. Возможно, позже ему удастся уговорить её поменять своё решение, а пока он добился неожиданно многого. Как минимум, несколько занятий, которые обычно не входят в школьную программу Хогвартса.
— И что бы вы хотели обо мне узнать? — несколько недоумевающим тоном поинтересовался юный Малфой. Он вопросительно приподнял бровь. Скорпиус понимал, что мисс Раду никак не могла знать о той тайной дуэли с Уизли, но из-за того, что его мысли в последнее время часто крутились вокруг того происшествия, не мог отделаться от ощущения, что вопрос девушки был связан именно с ним. — Я вполне владею собой, — с лёгкой, но неискренней улыбкой заверил юноша, — по крайней мере, до тех пор, пока не возникает вопрос личной неприязни.

— Спасать, конечно, — его улыбка лучилась неожиданным и, наверное, не слишком уместным в этот момент весельем и вызовом. — Это не самоцель. Не амбиции ради амбиций. Неужели я выгляжу настолько вздорным мальчишкой? — поинтересовался он, склонив голову набок. Тема являлась важной, о ней вроде бы и хотелось говорить, но говорить было сложно и заведомо неприятно для самого Скорпиуса. Будто бы они затрагивали при этом часть чего-то сокровенного, выращенного давно и с большими усилиями, а потому по-своему наболевшего.
— Возможно, я когда-нибудь вам и расскажу, — задумчивым тоном произнёс Скорпиус. — Мне кажется, вы способны понять. Политика, — словно бы переключаясь, совершенно другим тоном продолжил Скорпиус, — мощный рычаг управления. К тому же я лично не испытываю никакого страха или неприязни к интригам, — он произнёс это с довольством, словно бы уже предвкушая те препятствия, которые у него наверняка будут, и которые он уже мысленно преодолел. Конечно, перед этим следует сделать очень многое, слишком многое, но на пути к своей цели не помешает хотя бы ненадолго помечтать о победе.
— Слизеринцы, в большинстве своём, чисты по крови, умны и талантливы — всё это у вас есть. На этот факультет приходят те, кто способен идти к своей цели, несмотря ни на что. Это факультет амбициозных волшебников, который может стать хорошим стартом на пути к величию, — юный Малфой говорил несколько скучающим тоном, словно бы не придавая особого значения сказанному, но в его словах всё равно чувствовалась гордость. — Если у вас есть такая цель — вы попадёте в Слизерин, — немного торжественно сообщил Скорпиус и усмехнулся.
— Я бы сказал, что наличие амбиций — это основная причина распределения в Слизерин, — сквозь усмешку сообщил. — Не все здесь чистокровные и, вопреки устойчивому мнению, не все обладают дурным характером, но во всех горит крепкое желание проявить себя: что-либо доказать и доказать не только себе, а всем — родным, друзьям, всему миру, — он говорил это уже без торжественности и гордости, но с улыбкой.
— Почему-то мне кажется, что в вас такого желания немного, — не было чего-то определенного, почему Скорпиус сказал именно так, но тот факт, что Раду смущалась своей специализации, говорит о ней, как о чём-то грязном, указывала на то, что она не стремилась себя показать. Впрочем, этот факт был спорным. Может быть, она привыкла подавлять свои желания, а настоящие амбиции прятались где-то глубоко внутри? Скорпиус не взялся бы за утверждение, что отлично понимает мисс Раду. Одно он знал точно: в детстве, в том раннем детстве, когда их распределяли, всё могло быть совершенно иным.
— Впрочем, я не возьмусь утверждать, какому вы факультету подходите, если не Слизерину. Не Гриффиндору точно, — название этого факультета Скорпиус проговорил с явной неприязненностью. — Там слишком много упрямых гордецов и идеалистов, смельчаков, готовых спрыгнуть с астрономической башни просто для того, чтобы их не считали трусами, — он с самым недовольным видом поморщил свой идеальный нос.
— Может быть, Равенкло или Хаффлпафф? К чему у вас самой лежит сердце? А в Дурмстранге есть распределение по факультетам?— с интересом спросил юноша. Тема о факультетах неожиданно увлекла его. Она была довольно безопасной и практически неисчерпаемой. Оба эти качества сейчас оказались уместны. Ещё бы чаю, чтобы разговор не напрягал начинающее пересыхать горло, и Скорпиус бы забыл о том, что его практически поймали на месте преступления.
— Сейчас в это сложно поверить, — с улыбкой заверил юноша. Мисс Раду создавала впечатления девушки сдержанной, холодной и опасной. Как думал Скорпиус, немалую часть в этом играла её некоторая отстраненность. И всё же он находил общение с ней очень приятным.
— О, меня искренне радует ваше понимание,— произнёс Малфой и слова, которые в другой ситуации звучали бы язвительно и зло, сейчас лишь слегка отражали веселую иронию. У него действительно отлегло от сердца и потому что наличие каких-то вспышек не признанно непростительным и смертельным, и потому что тема, вроде бы, сама себя исчерпала.
Юноша с удовольствием перевёл дыхание, в очередной раз чувствуя, как напряжение спадает. Причём, на одно мгновение ему показалось, что спадает напряжение не только за сегодняшний вечер, но и за всю неделю, а, может быть, даже за лето.
— Что вы собираетесь делать? — с удивлением спросил Скорпиус, легко поднимаясь со своего места и, следуя жесту мисс Раду, отодвигаясь в сторону. Он внимательно глянул на  символы, которые рисовала на полу девушка. Точнее, один-единственный символ, следы которого он успел заметить в спальне для мальчиков. От изумления Скорпиус даже не нашёлся, что сказать, а внутри у него загорелось привычное предвкушение. Такое всегда возникало перед тем, как он узнавал что-то новое.

Скорпиус в задумчивости посмотрел на мисс Раду. И как ей каждый раз удается подводить его к наиболее наболевшим темам? Это он виноват или у нее был какой-то неведомый Скорпиусу талант? Этого юноша не знал и, хотя он не особо стремился рассказать мисс Раду обо всех своих задумках, всё равно чувствовал в себе странное желание поделиться с ней своими мыслями.
— Надеюсь, это делает меня обаятельней, — рассмеялся Скорпиус. Его нисколько не обидело утверждение Раду. В конце концов, она была немного права — характер у него был не самый простой. — Тут более правильным будет вопрос «почему спасать?» — наконец, несколько иронично хмыкнул юный Малфой. — Вы, наверняка, заметили, что побеждают только спасатели, а я ненавижу проигрывать, — несмотря на то, что в его словах присутствовала доля правды, в целом, он отшутился, так толком ничего не ответив. В противном случае пришлось бы рассказывать все от и до, об его взгляде на мир, об его амбициях и стремлениях, о страхах и ожиданиях. Такой разговор вышел бы очень длинным и слишком доверительным для второй полноценной встречи.
— Я надеюсь, мисс Раду, мы станем с вами хорошими друзьями, — его губы лишь слегка тронула улыбка, в то время как глаза оставались серьезными. Ему было немного жаль, что мисс Раду не являлась его сверстницей, что для нее он был всего лишь мальчиком из хорошей семьи. Вполне нормальное для подростков нежелание доверять взрослым и уверенность, в том, что они обязательно не поймут или поймут неправильно, мешало. Скорпиус не ощущал неудобства в общении с взрослыми, но с подростками своего возраста чувствовал себя уверенней. Собственное превосходство позволяло ему влиять на умы и заражать своими идеями. Тоже самое с взрослыми получалось гораздо реже.
— А я и не говорил, что вы боитесь, — заметил Скорпиус. — Бояться интриг не имея реальной власти достаточно глупо и несносно, — пожал плечами юноша. — Чаще о них просто думают плохо. Вроде как это не самый достойный путь, — он довольно заметно фыркнул. Вопросы морали его никогда особо не волновали. Также его не очень беспокоило то, что о нем думали окружающие, хотя ему определенно импонировало нравиться людям, нежели вызывать у них ненависть.
— Раньше? — Скорпиус вопросительно приподнял бровь. — Разве что во времена Слизерина. Несомненно, мой факультет самый чистокровный. Осквернители крови здесь встречаются достаточно редко, и их отличает действительно сильное желание выделиться. Что до грязнокровок... — это слово было сказано им без какой-либо едкости. Он словно бы даже не стремился кого-либо оскорбить, а просто констатировал факт. — Я не припомню ни одного, — это в равной степени могло означать многое: что грязнокровки на Слизерине скрывают свое происхождение, что Скорпиус их игнорирует, что их просто не определяют на факультет, где, несомненно, немало цениться чистокровность и правильный взгляд на нее.
— Вы так считаете? Вам было бы проще затеряться в толпе менее чистокровных и родовитых? — он спрашивал с интересом. Сам Скорпиус относился к этому совершенно иначе и, наоборот, где-нибудь на Равенкло или Грифиндоре чувствовал бы себя неудобно, не столько даже потому, что вся его семья была на Слизерине, сколько из-за маглорожденного окружения — людей, которые совершенно его не понимали и не были близки ему по взглядам.
— По-моему, это скорее избранность. Возможность крутиться в кругах себе подобных, развивать нужные контакты и связи, находить единомышленников, — серьёзным тоном продолжил Скорпиус. — Конечно, я считаю свой факультет лучшим и мне было бы приятно это доказать всем остальным, но вряд ли Слизерин оперировал подобными соображениями, когда организовывал свой факультет. Он, скорее, просто отбирал тех, кто, по его мнению, больше соответствовал представлениям о волшебниках, — его до сих пор довольно удивлял тот факт, что в этом мире существовала школа, всё ещё закрытая не только для маглорожденных волшебников, но для семей лишь на половину магических. И хотя Скорпиус уже слышал о той атмосфере, которая окружала Дурмстранг, он всё равно немного ему завидовал.
— Ему хотелось, чтобы волшебные знания оставались в семьях исключительно магических. И я абсолютно с этим согласен. Эту школу не раз пытались переделать, но руководство, раз за разом, принимало решение оставить набор учеников именно таким, каким он был ещё при основателях. Признаться, я бы лучше крутился в среде волшебников, не контактируя с маглами и их внезапно одаренными в магии детьми. Смешение наших культур не влияет положительно на волшебный мир, — в голосе Скорпиуса скользнуло раздражение, но памятуя о разговоре в коридоре, он не стал пытаться узнать что-то большее о школе, в которой училась мисс Раду. Главной причиной этому было то, что Хогвартс от таких разговоров всё равно не измениться.
— Мне обычно вполне удаётся удерживать свои эмоции. Меня нужно сильно вывести из себя, чтобы я не контролировал свою злость. Просто одному человеку это удаётся, вот и всё, — разговор продолжался так спокойно и ненавязчиво, что Малфой, не чувствуя давления, не только спокойно, хотя и вскользь, рассказывал об своих взаимоотношениях, но и не ощущал при этом особого раздражения.
Не представляя, что можно спросить, чтобы это не звучало глупо, он поднялся со своего места и отошёл к одному из шкафов. Открыв несколько ящиков он выташил из запыленного ящика новые свечи.
— Это выручай-комната, — с улыбкой сообщил Скорпиус, возвращаясь к пентаграмме. — Здесь можно найти всё необходимое. Стоит только подумать об этом. Правда, эта комната не накормит вас и не напоит ничем, кроме воды. Это вполне вписывается в законы трансфигурации. Удивительное помещение, не так ли? — с явным удовольствием в голосе спросил юноша. Он устанавливал свечи по свободным концам пентаграммы и зажигал их при помощи волшебной палочки. Закончив приготовления, Скорпиус вновь слегка отошёл, чтобы можно было одновременно наблюдать и не мешать.

— Вы так говорите, словно сейчас уже стары. Для своего возраста вы чересчур серьезны, — он улыбался с самым довольным видом, а в его голосе звучал смех. Как всё же хорошо, что он тогда, во время матча по квиддичу,  услышал её голос и подошел к ней. Скорпиус не верил в судьбу, но сейчас ощущал в себе готовность, если не изменить свое отношение, то проникнуться какой-то судьбоносностью момента. Сколько бы он что-либо не планировал, в конце концов, решающим оказался случай.
— Да, друзьями, — подтвердил Малфой. — Уверен, у нас получилось бы стать хорошими друзьями. — Скорпиус не думал о том, что у мисс Раду нет друзей, но догадывался о том, что существовало немного людей, которые могли бы принять ее не испытывая неосознанного страха. Он вполне мог бы стать таким. По крайней мере, окружающая её тёмная и зловещая атмосфера нисколько не отвращала его.
— Я с вами не соглашусь, — спокойно ответил Скорпиус. — Интриги — это не нарушение правил, это сложная логическая игра, основной задачей которой является победа над противником. Нужно переиграть его, ввести в заблуждение, нарушить планы. Для этого не всегда нужно нарушать правила. — «Впрочем, — мысленно продолжил Скорпиус, — можно и нарушить, если потребуется».
Он не боялся осуждения и не стремился понравиться более, чем у него получалось естественным образом. Скорпиус был очень нетерпеливым актером, поэтому не пытался разыгрывать тот образ, который бы не смог поддерживать долгое время. В том числе и поэтому он больше верил окружающим его людям, чем это мог бы позволить себе какой-то истинный интриган. Он привязывался к ним, проникался их идеями, увлекался и не видел в этом ничего страшного. Пожалуй, для злодея Скорпиус был слишком человечным.
— Если честно, я в этом не сильно разбираюсь, поэтому не могу чего-то сказать, — ответил Скорпиус, который никогда не пытался проникнуть в психологию маглов. Он не испытывал к ним ненависти, но любви или хотя бы какой-то минимального любопытства тоже не было.
— Я бы этого не хотел, — задумчиво проговорил Малфой. Он покачал головой, не понимая, каким образом вообще можно было прийти к подобным размышлениям и выводам. Его сама перспектива выделяться только увлекала, и он всегда спешил подчеркнуть свою уникальность. Прятаться на фоне грязнокровок? Ну, уж нет!
— Интересно?! — насмешливо переспросил Малфой. — О, это определенно не то слово. В этом мире есть много всего интересного, но это, — в его голосе зазвучали злость и презрение, — в большей степени только мешает мне, — развивать тему более Скорпиус не стал. Он не был уверен в том, что ему захотелось бы поговорить об этом позже или когда-либо.
— А что хотел сделать Мишель? — спросил Скорпиус. Он допускал, что сейчас мисс Раду неудобно разъяснять, но решил обозначить свое любопытство. Во-первых, так ему было легче отвлечься от иных мыслей, а, во-вторых, потому, что он знал, что на большинство вопросов получить ответы можно только после того, как спросишь.
Отступив на шаг, он скрестил руки на груди и стал внимательно наблюдать за мисс Раду. Его волшебная палочка была по-прежнему зажата в левой руке, а внутри росло какое-то напряжение, завязанное больше на любопытства и нетерпении, а не на страхе. Скорпиус  непроизвольно вздрогнул, когда свечки загорелись ярче и сильнее, но более ничем своего удивления не выразил.
Ничего кроме разгоревшегося огня свеч не изменилось, и он подошел ближе, чтобы лучше рассмотреть девушку. В мягком и игровом свете пяти огоньков, он выглядела умиротворенной и мечтательной — словно бы вслушивалась в пение, — но одновременно была похожа на ведьму в огне. Возможно, такой эффект давал образовавшаяся игра теней, но волосы Раду стали отдавать рыжим и Скорпиус невольно залюбовался ею. Его практически не волновала физическая красота, хотя уродство юноша не терпел. Лучше и ярче воспринимая мир через слух, Скорпиус все же мог испытать эстетическое удовольствие от зрительного образа, схожее с тем, которое он испытывал, когда слушал музыку. Сейчас, на короткий миг, он почувствовал что-то подобное, но тут мисс Раду заговорила, вышла из круга, и волшебство, никак не связанное с ритуалом, исчезло.
— О, так вы слушали! — понял Скорпиус. Он ожидал немного другого: какого-то призыва, ярких эффектов, движения предметов - что-то более впечатляющее обычных школьников, но ему самому, пожалуй, послушать было даже приятней.
Он убрал палочку и вступил в очерченный на полу круг, постаравшись не зацепить полами своей черной школьной мантии огонек. Встав по центру, юноша развернулся лицом к мисс Раду и прикрыл глаза. Какое-то время ничего не происходило, но потом накатили звуки, напоминающие отдаленный шепот множества людей. Именно такой рокот возникает в большом зале перед каким-то объявлением.
Какое-то время Скорпиус просто слушал его, как слушают музыку, привыкая к её необычному звучанию, а потом попытался разложить её на отдельные партии — голоса. Сперва это выходило с трудом, но потом всё же удалось расслышать недовольное глухое бормотание. Что-то там про непокорных вечно мусорящих детей, которых нужно непременно наказывать и самым жестоким образом. Скорпиус рассмеялся.
— Я слышу, — почти шепотом сообщил юноша. Глаза Скорпиуса распахнулись и он с удивлением и радостью, от того, что у него получилось, посмотрел на девушку. — Это так... — он долго не мог подобрать слово, а потом всё-таки выдал. — Неожиданно!

Отредактировано Scorpius H. Malfoy (2013-11-16 06:38:16)

Скорпиус уже не столько слышал голоса, сколько вспоминал их, мысленно воспроизводя звуки и пытаясь разбить их на составляющие, узнать кого-то из общего сонма. На мгновение ему показалось, что он расслышал Кровавого Барона и Почти Безголового Ника — факультетских призраков, — но уверенности в этом не было. Радость от результативности первой попытки не отразилась положительным образом на концентрации, но Скорпиуса это не расстроило.
Он не сразу заметил, что мисс Раду поманила его из круга, но, как только увидел, послушно вышел, взял девушку за протянутую к нему ладонь и, прежде чем отпустить, чуть сжал, то ли говоря, что с ним всё хорошо, то ли просто выражая свое расположение.
— С головой всё в порядке, — чуть насмешливым тоном заверил Скорпиус после короткого кивка, а потом добавил: — У меня абсолютный слух. Зачастую именно так я и воспринимаю тот гвалт, который стоит, например, в Большом Зале во время обеда, — он улыбнулся.
— А о чем их можно спросить? — поинтересовался Скорпиус. Строго говоря, он знал ответ, потому что имел представление о природе призраков, но допускал, что у некроманта может быть иной взгляд и иные средства. — Таким образом можно пообщаться только с призраками? Или возможен контакт с теми, кто действительно ушел? — продолжал он оживленно засыпать вопросами девушку.
Как это всегда бывало, после того, как Скорпиус узнавал что-то новое, он чувствовал беспокойство, взбудораженность и радостное, едва ли не детское возбуждение, словно бы только что спустился со своей первой метлы после того, как успешно обогнул на ней гостиную. В детстве такое достижение его сильно обрадовало, а сейчас всё было немного иначе.
— Камерно? - переспросил Скорпиус. По отношению к Мишелю он испытывал смешанные чувства и, с одной стороны, не был уверен, что ему так уж интересно знать все подробности его жизни, но, с другой, не мог со всей искренностью заявить, что ему безразлично.
— Кстати, я вас обидел? Тогда, когда сказал, что вы чересчур серьёзны, — Малфой выгнул бровь, с любопытством рассматривая девушку. Ему показалось, что он умудрился задеть какой-то наболевший для Раду вопрос. Но что могло быть наболевшего в таком невинном заявлении?! Неужели мисс Раду беспокоит собственный, ещё довольно юный возраст? Или дело в серьёзности? Так или иначе, Скорпиус не видел ни в одном из предположений каких-либо поводов расстраиваться из-за шутки.
— Извиняюсь, если так, — Скорпиус слегка склонил голову, но в голосе его не звучало сожаления. Где-то он слышал, что о человеке многое говорит то, что его задевает. Так, скорее всего, и было. По крайней мере, сам Малфой не мог сбавлять реакцию там, где возникало что-то болезненное для него или принципиальное. Наверняка, у большинства людей было также.
— Вы знаете, «всегда» плохое слово, мисс Раду, — подумав, добавил Скорпиус. — Оно означает, что изменений не будет. Отсутствие изменений бывает только у неживого, а вы, мисс Раду, какая есть, всё-таки живая и довольно замечательная, — он улыбнулся.
— Мне кажется, ваша мама права, — произнёс юноша, слегка склонив голову набок. Физическая красота была для него не так важна, как "звучание" человека: его ум, манера говорить, умение себя вести. Даже при этом, ему было сложно поверить в то, что хоть кто-нибудь был способен не замечать мисс Раду. Он не знал, как к ней относились в школе и почему, но не мог допустить мысль, что такой волшебнице, ведьме, удавалось стать призраком — слиться с толпой и всего лишь наблюдать.
— А с тем… юношей всё было не просто, — проговорил Скорпиус обманчиво мягким тоном. — Здесь довольно длительное неприятие, в большей степени завязанное на предубеждении. Я думаю, вы даже способны это понять, — задумчиво добавил он. — Вы говорили, что из-за вашей специализации, к вам как-то не так относились. Есть человек, который недолюбливает моё семейство из-за прошлого. Вы, наверное, знаете, что почти все мои родственники были Пожирателями Смерти?

Отредактировано Scorpius H. Malfoy (2013-11-21 04:40:20)

Скорпиус небрежно пожал плечами. Жест, в общем, скорее скромный, но в исполнении юного Малфоя он вышел высокомерным. Впрочем, ощущение собственного превосходства в данной ситуации не вынуждало Скорпиуса как-либо его доказывать. Он был уверен, поэтому не нуждался в подтверждении, и довольно снисходительно относился к легкой степени человеческой не идеальности.
— Не опасно, — заверил он, отвечая на улыбку, — но может быть немного неудобно, — после некоторых раздумий добавил Скорпиус, вспоминая слова своей преподавательницы. «Перед тобой музыка предстаёт обнаженной». В какой-то мере так оно и было. Он легко мог запомнить и воспроизвести мелодию. Только зазвучав, она становилась для него набором знакомых нот, и всё же не делалась от этого менее прекрасной. Музыкой для него было все: голос, звук скребущего пера, писк грызуна и стрекот насекомого. Информации было слишком много, поэтому людных собраний он избегал — от них яростно болела голова. Но, в целом, мир, переполненный музыкой, был прекрасен.
— Получается, можно, к примеру, привязать призрака к одному месту и вынудить присматривать за ним? — задумчиво поинтересовался Малфой. Он рефлекторно находил выгоду в такой способности, хотя на деле пока и не думал её применять где-либо дальше аудитории. — Или писать исторические трактаты. Хотя не факт, что правдивые — ведь и призраки могут лгать, — Скорпиус презрительно хмыкнул. Он не относился уважительно к призракам. Причины этого были, в целом, ясны: пусть Скорпиус не считал смелость самой важной для человека чертой, подобную трусость он мог только презирать.
— Это вообще невозможно или просто никто не смеет? — поинтересовался Малфой. Вопрос был чисто теоретическим, Скорпиус повезло родиться и вырасти в полной семье и не испытать никаких особых жизненных потрясений, поэтому он не грезил мыслями о том, чтобы возродить кого-либо с того света.
— Скелет?! — задумчивость в голосе сменилась заинтересованностью. — Он хм... — живой? Хотел спросить Скорпиус, но вскоре понял, что это словно явно не подходит для скелета. — Двигается? Выполняет задания? Каким образом?! — Скорпиус оживлённо закидывал вопросами девушку-некроманта. На деле ему ещё ни разу не представлялось возможности поговорить об этом аспекте магии не как о чём-то опасном, от чего нужно в срочном порядке избавляться, а совершенно иначе, мирно, с интересом.
— Вы и скелет — невероятно! — неожиданно весело хмыкнул Малфой и в темно-серых глазах отразился внутренний смех. — А прячете вы его в шкафу? — возможно, шутка вышла неловкой, но не пошутить на эту тему он просто не мог. Хрупкость, строгость и миловидность девушки не должна была как-либо сочетаться со скелетом, но сочеталась. Потому ли, что весь её образ был пропитан какой-то тёмной удушливой аурой, или, наоборот, аура появлялась из-за работы со скелетами, этого Скорпиус не знал, но, в целом, ему даже нравилось такое сочетание.
«Неудивительно, что её любимый композитор — Бетховен», — подумал юноша. — «У него было то же самое сочетание мелодичности и резких мрачных аккордов, делающих музыку одновременно тяжелой и прекрасной».
— Я не оправдываюсь, — чуть раздражённо перевёл плечами Скорпиус — ему не понравилось такое разъяснение, хотя он и не принял его, как что-то личное, — и редко сожалею. Вы, конечно, в чем-то правы, но я не из тех, кто стал бы извиняться, чтобы успокоить свою совесть, поверьте, — уже с улыбкой закончил юноша. — Я просто говорю то, что думаю. Конечно, иногда мне хочется нравиться или, наоборот, обидеть, и тогда в моих словах может быть соответствующая расчетливость, но сейчас — нет. И хотя я пользуюсь некоторой популярностью, — с усмешкой продолжил Скорпиус, — вряд ли многие меня именно любят. Большинство не догадывается, какой я есть на самом деле.
Юноша замолчал, задумчиво рассматривая оставшийся на полу узор. В воздухе теперь пахло не столько пылью, сколько свечным воском и потухшим пламенем. Этот запах Скорпиус не считал неприятным. Наряду с запахами книг, старой мебели, пергамента и мела он ассоциировался у него со знаниями.
— Зачем вам, мисс Раду, вступать в ряды тех, кто хочет организовать чистокровное общество здесь, в Британии? — серьёзным и в чём-то даже грустным тоном поинтересовался Скорпиус. Ему понадобилось немного времени, чтобы преодолеть раздражённость, которая возникала каждый раз, когда кто-то вслух высказывал согласие с идеалами последователей Тёмного Лорда. Это чувство не было обоснованным, потому Скорпиус старался подавлять его. В конце концов, сам он тоже был с ними согласен, и подобные высказывания совсем не означали попытку втереться к нему в доверие или проверить его собственное отношение.
— Пожиратели Смерти — отвратительное название, скрывающее за собой рабство перед одним-единственным волшебником, — чётко и несколько зло выговорил он. — Мой дед — совершил ошибку, поддавшись обаянию и силе Тома Редла. Идеи о чистоте крови всегда почитались в среде Слизеринцев, и явление наследника, способного открывать Тайную Комнату, обладающего знаниями и талантами, превосходящими кого-либо в его поколении, конечно же, покорили и обманули многих, — Скорпиус скрестил руки на груди и облокотился на одну из стоявших к комнате парт. Взгляд его не был направлен на девушку, он хмуро уставился куда-то перед собой, мысленно находясь не здесь и не сейчас. Разговаривая с Раду, Скорпиус вновь и вновь возвращался к беседе с отцом, вспоминал деда и даже треклятого Уизли.
— Никогда ещё мы не были так близки к своей цели — к очищению магического общества от грязнокровок — маглов и маглорожденных выродков. Мы побеждали. Вот только Редл был не просто лидером, а хозяином, имеющим право издеваться, наказывать, убивать своих провинившихся сторонников. Некоторые восхищались им, но большинство пребывало в животном страхе, — Скорпиус поднял на девушку взгляд, потемневший от внутреннего гнева.
— Я хочу жить, учиться, работать в обществе настоящих чистокровных волшебников, но выбранный Редлом путь был неправильным. Я уже говорил вам, мисс Раду, победу одерживают спасатели, а не завоеватели. Я бы не хотел стать Пожирателем Смерти. Никогда.

— Хорошо, — на лице Скорпиуса мелькнула одновременно ободряющая и довольная улыбка. Юноша был всё ещё напряжён, но напряжение это никак не было связано с музыкой. Ему нравилась смелость мисс Раду, а то, с какой уверенностью она говорила, внушало определённые надежды, как на её музыкальные таланты, так и на то, что её музыка не будет испорчена сомнениями, — потому что мне хотелось бы послушать вас, а не ваше неудобство. Не люблю, когда люди слишком много думают о том, как играют, вместо того, чтобы слушать музыку и играть, — добавил юноша немного рассеянным тоном. Он действительно не любил небрежную, напряжённую, рассеянную музыку. Музыка должна быть свободной, чувственной, подходящей, правильной. Музыка должна проникать в сердце, наполнять разум и освобождать от любых других забот. Иначе в ней не было смысла, только механика.
— Получается, это не просто мёртвые тела, подвластные магу? Они одушевлены? — из-за этого, одновременно неприятного и удивительного открытия, Скорпиус почувствовал прохладное волнение. Про инферналов он слышал достаточно на занятиях по защите от тёмных сил, но там эти знания подавали это иначе. Факты оставались теми же, но находились под другим углом и потому смотрелись не так. Скорпиус не был уверен, что этот новый взгляд ему нравится, но его определённо восхищало подобное искусство, требующее хладнокровия, собранности и внутренней силы.
— Буднично?! — хмыкнул Скорпиус. — Вы слишком скромны, мисс Раду. Я совершенно уверен, что далеко не у каждой девушки дома в чемодане хранится скелет, — он улыбался, чуть иронично, с любопытством и уважением. Одновременно Скорпиус понял всю сложность занятия, которое выбрала для себя девушка, и её готовность проходить через дополнительные сложности ради эстетического удовольствия. Ему это нравилось. В конце концов, скелет — это далеко не разлагающееся тело, даже если к нему привязана чья-либо душа. Тем более что эта душа не принадлежала человеку ушедшему, а была всего лишь духом слабого, глупого и испугавшегося волшебника.
— Мне казалось, я создаю впечатление красивого юноши, — шутливо ответил Скорпиус, но выражение лица выдавало удивление смешанное с гордостью. Ему приятно было знать, что девушка, которая хранит под кроватью скелет, боялась подойти к нему. В этом ощущалась какая-то его внушительность и важность. «Интересно, из-за фамилии?» — Скорпиус никогда не сомневался в том, хотел ли он быть Малфоем, но иногда было приятно осознавать, что его отмечают за какие-то конкретные качества, а не за приверженность к благородному роду. Его неприязнь с Уизли выросла в том числе и из этого чувства.
— Моё мнение о вас нисколько не изменилось, мисс Раду. Вы просто не знали. Я, в принципе, тоже знаю очень мало. Мой отец не особо разговорчив, — Скорпиус нахмурился и, сам того не замечая, в задумчивость закусил губу. Из головы настойчиво не шёл неприятный и тяжелый разговор с родителем.
— Мы с ним сильно повздорили незадолго до начала учёбы. Как раз из-за этого, — он кивком указал на стеллажи книг. — Я всегда знал, что он не одобряет занятие тёмной магии, но… — что «но» юноша уточнять не стал. Надеялся ли Скорпиус на то, что с годами отец изменит своё отношение, или думал, что он никогда не узнает? Скорее всего, ни то, ни другое. Скорпиус, следуя своим путём, просто не думал об этом, не сомневался, оставался уверенным, что поступает, как нужно, как правильно, и даже сейчас, несмотря на гнев и сомнения, уверенность эта его не оставила. Он не видел ошибки в своём выборе, он ошибался в том, как применил эти знания.
— Вообще этот год начинается для меня не самым лучшим образом, — сказал юноша, раздражённо растирая пальцами лоб. Стоило ему только начать думать о клубе, профессоре, разговоре с отцом, как голова начинала гудеть, грозясь вот-вот расколоться на несколько частей. — То одно наваливается, то другое. Теперь ещё вы узнали о моём клубе. Таким образом, и до исключения недалеко, — совсем невесело рассмеялся Скорпиус. Ставить крест на своей жизни ему не хотелось совсем, но и думать сейчас об этом не было никаких сил.
— Лучше, расскажите мне о своём пути, мисс Раду, — с заинтересованностью, скрывающей напряженность в голосе, попросил юноша, — вы про меня, похоже, знаете уже всё.