Кошмар, далеко не всякому приходивший даже во снах, вдруг стал для Хогвартса реальностью. Кто мог хоть на минуту допустить мысль, что в школе может кто-то умереть или ещё хуже могут кого-то убить? Ученики никогда не славились своими способностями мирно сидеть за партами и старательно выводить буквы в сочинениях, обязательно что-нибудь да выкидывали, но все эти шутки вроде перекрашивания во сне чужих волос, подбрасывания забастовочных завтраков – это были же всего лишь шутки. Даже когда ученики решали ночью «прогуляться» до Запретного леса, а потом попадали в больничное крыло с мелкими или не очень ссадинами – это тоже было почти ничего. Ничего до того момента, пока никто не получил тяжёлых увечий или того страшнее – не умер. Но не получали же и не умирали! Дети, что с них взять, их природное любопытство невозможно было убить, сколько бы им ни говорили, что шататься где попало – очень опасно, но этим всё и ограничивалось. Что нужно было вытворить, чтобы из школы отчислили?  Никто не думал о последствиях, смерть никого не интересовала, никто не собирался умирать и слышать не хотел б этом. Ровно до того момента, пока в один из дней вся их жизнь не превратилась в детектив, коими  завалены все полки в магазинах маггловских и магических. Только детектив у них получился каким-то слегка «недоделанным», потому как преступника в школе даже не пришлось искать. Доказательства на лицо, всё ясно, как белый день: есть труп, есть орудие убийства и есть убийца – чего ещё нужно, чтобы состряпать обвинение? Идеально подходящие друг к другу кусочки мозаики, не хватало разве что мотива, да полного воссоздания всей картины произошедшего, но ведь этим займутся уже совсем другие люди. Представителям Министерства Магии лучше знать, как все эти дела делаются: осмотрят место преступления, поговорят с кем-нибудь из знакомых Ру, наверное, с преподавателями, составят психологический портрет, просчитают возможности и вероятности. Для них рутинная совершенно работа, но для каждого в этой школе каждое их действие абсолютно необычно и нагоняет суеверный ужас. Лучше никому бы об этом было не знать, спокойнее спать будут.
   Место преступления оцепили сразу,  запрещая там ученикам ходить и отправляя их в обход. Они злились, ругались, но, тем не менее, подчинялись, а что им оставалось? Никто ничего им не объяснял, хватало одного  «так надо» и студенты не догадывались о причинах произошедшего. Не догадывались ровно до того момента, пока эта новость не засквозила в еле слышных перешёптываниях, расползаясь как масляное пятно по поверхности воды. Слухи, слухи и приставка: «Только никому об этом не говори». В конце концов окажется, что никто ничего не говорил, но все обо всём знают.
   Вуд этого всего не хотела ни видеть, ни слышать и с удовольствием бы закрыла на всё глаза, но она знала об этом. Она узнала одной из первых, вместе с теми немногими, кого сразу затащили во весь этот ужас: кое-кто из студентов Слизерина, старосты и представители египетской делегации. Когда Агнес велели явиться в кабинет директора, она не обрадовалась от слова совсем. Не каждый день вызывают к директору, пусть ты и староста. Тем более, если ты староста. Ничего в этом хорошего она не видела и, как оказалось, не зря. Услышав «новость» она бы подумала, что это шутка такая, если бы не застывшие на лицах взрослых озабоченное выражение и беспокойство в глазах. Вуд их никогда такими не видела, и это значило только одно: всё было слишком серьёзно. Их беспокойство передалось и Агнес, вылившееся в ужас, граничащий с паникой, когда она осознала всё произошедшее. Ничего практически не объяснили, только велели молчать и не распространяться. Но как было удержать это в себе? Только благодаря парализовавшему ужасу. Её спрашивали не видела ли она чего-нибудь, не слышала ли, но она лишь отрицательно качала головой. Она ровным счётом ничем не могла никому помочь, потому что ничего не знала и это незнание заставлялось её пытаться додуматься до всего самой. Чего она только за прошедшее время не передумала уже, пытаясь понять какой вопрос требует для себя ответа в первую очередь: будут ли ещё убийства и действительно ли убийца это Ру? Ведь если допустить, что Мишель в самом деле мог убить профессора, то что мешало ему, оставаясь в замке, убить ещё кого-то и осознание этого заставляло Вуд замирать и в ужасе оглядываться по сторонам. Стыдно признаться, но Агнес даже по коридорам теперь ходила, явно ощущая, как по спине бегут мурашки, ещё и патрулирование сегодня ночью... кажется, ей никогда не было так страшно. Ещё и никому рассказать было нельзя, приходилось делать вид, что всё нормально, но нормально всё не было! Агнес всё больше ощущала острую необходимость поговорить и не с кем-нибудь в общей гостиной, сидяна против камина и перебирая слухи и домыслы. Лучший способ – поговорить с виновником, узнать всё из первых уст, но это было попросту невозможно. С Ру она близко знакома не была, да и его было не найти в замке. Сегодня она его не видела. К тому же за два с половиной месяца они ни разу не перекинулись и тремя предложениями, что уж говорить о том, чтобы заводить разговор. Нет, Мишель отпадал определённо, а на ум приходил теперь только Малфой. Поговорить с ним это было почти то же, что и поговорить с Ру. Они учились на Слизерине и общались, похоже, больше, чем просто студенты одного факультета. К тому же Малфой был старостой школы, и вкупе это всё позволяло заключить, что знал он сейчас куда больше, чем она. Только где было его искать, учитывая, что вламываться в гостиную Слизерина не представлялось возможным?
   В библиотеку она уже заглядывала и поиски её успехом не увенчались. Малфоя там не было, а никто из корпевших над домашним заданием слизеринцев, конечно, понятия не имел, где он. Или просто не хотели говорить. В любом случае, поиски лёгкими быть не обещали. Выйдя из гостиной Вуд замерла в нерешительности. Она даже предположить не могла, где можно было искать Малфоя. Можно было спуститься в подземелья, но где гарантия, что он праздно гуляет по коридорам от нечего делать? Как бы то ни было, выбора у неё не было, и она направилась в подвалы. То и дело навстречу попадались ученики, о чём-то оживлённо болтавшие и всё в замке выглядело вполне обычно. Но чем ближе она приближалась к подземельям, тем меньше навстречу ей попадалось учеников и становилось всё больше не по себе. Дойдя до конца коридора и завернув за угол, она заметила Малфоя и даже сначала не поверила. Слишком всё удачно складывалось. Ускорив шаг, Агнес подошла к нему и остановилась рядом, кивая в знак приветствия.
- У тебя есть свободное время, Малфой?  – спросила она, оглядываясь по сторонам и снижая тон. – Тебе не кажется, что нам стоит поговорить о случившемся? Что, если Ру знает больше, чем говорит? Я не могу обвинять его, что бы там не видел помощник профессора Фергюссон, потому что его вина не доказана, но само убийство..., - голос Агнес опустился до шёпота. – Всё-таки совершено и на него нельзя просто закрыть глаза. Что если убьют ещё кого-то?
   Вуд испуганно оглянулась, услышав шаги. Мимо прошла стайка первокурсниц с Гриффиндора, смущённо улыбаясь. Кажется, улыбки эти предназначались Малфою, но Агнес не обратила на это внимания, куда больше её заботило, не уловили ли они что-то из того, что она сказала.

Что являлось для Малфоя типичным, а что нет, Вуд не знала и угадывать не собиралась. Ни когда-либо вообще, ни сейчас в частности. Тем более, сейчас. Не то время, не то место, да и человек, в общем-то, перед ней тоже был не тот. С Малфоем её не связывало ничего, кроме совместных обязанностей старост школы – бремени, которое им приходилось нести вдвоём. Имели бы они точек соприкосновения больше, чем сейчас и знали бы друг о друге немногим больше, учись на одном курсе, увы, выяснить не представлялось возможным. Впрочем, проведение времени в одном учебном классе вряд ли может служить хорошим подспорьем к тому, чтобы узнать человека, если он сам того не желает, не так ли? Малфой мог показаться при первом, втором, третьем впечатлении кем угодно, но только не тем, кто раскрывает свою душу первому встречному. Пожалуй, он был человеком «себе на уме» и вряд ли страдал приступами неконтролируемого альтруизма и желанием быть ближе к людям. Его усмешка, холодный, безразличный и порой даже недовольный взгляд вкупе с размеренным и насмешливым тоном могли и вовсе отбить хоть какое-то желание с ним общаться. Такое положение вещей, вероятно, его вполне устраивало, раз он не пытался ничего изменить.
   В круг людей, которые знали другого Малфоя, Вуд не входила и попасть туда не стремилась. Она вообще не любила лезть в чужую жизнь, а её назначение на должность старосты школы ничего не изменило. Может быть, будь у неё выбор, она бы и предпочла иметь другого напарника, но её ведь не спросили, так что приходилось работать с тем, кто был. Вуд не обременяла никого своим присутствием, не задавала лишних вопросов, не злоупотребляла полномочиями и не указывала никому, как нужно жить, а что ещё нужно, чтобы избегать ненужных конфликтов и склок, не нужных никому, а старостам так в особенности? Разве что терпение, которого у Агнес было предостаточно. Она могла на многое закрыть глаза и долго не раздувала костёр ссоры. Единственное, чего она не выносила совсем, так это несправедливого отношения, но Малфой за всё время не давал повода для её возмущений, да даже если бы и дал, то последнее, что стала бы делать Вуд, это выяснять отношения с воплями. Она бы нашла любой другой способ донести до него свою точку зрения, но только без криков. Малфой мог соглашаться с её позицией, мог не соглашаться, но закрывать глаза на то, что считает неприемлемым, Вуд бы не стала даже несмотря на всю свою любовь к ровным отношениям между людьми. Мирный путь решения всех конфликтов – это хороший путь, но Вуд в тайне для себя надеялась, что ей и вовсе не придётся вступать в конфронтацию. По-крайней мере, она была готова сделать многое для того, чтобы её избежать.
   Поначалу находиться рядом с Малфоем Вуд было и вовсе неуютно. Она чувствовала себя не в своей тарелке, хоть и активно старалась этого не показывать. От его идеальных манер и выверенных движений, от способности держать себя под постоянным контролем, словно раз за разом натягивая невидимые поводья, тянуло фальшью. То ли Слизерин накладывал на своих студентов такой отпечаток, то ли это просто на Малфоя давил титанический груз ответственности фамилии, но как бы то ни было, будь Вуд на чьём-либо угодно месте, кроме своего, первое, что она бы сказала Малфою: «Будь проще». Первое время Агнес вообще не понимала порой двусмысленных выражений слизеринца, его странной манеры говорить с выражением от лёгкой иронии, до откровенной издёвки, и частенько его желания просто от ответа уходить. Надо признать, что такое поведение её всё же задевало. Она привыкла к совсем другим взаимоотношениям и, если так студенты Слизерина общались между собой постоянно, то такое отношение было совершенно не для неё. Оно просто напросто её внутренне коробило, хоть ей и пришлось с этим смириться - деваться было некуда. В конце концов, это всё были мелочи, а вот то, что на Малфоя можно было положиться – отнюдь мелочью не являлось. Хотя, можно ли было назвать студентов факультета Салазара людьми, на которых можно было положиться, рассуждать можно было с натяжкой… Но Вуд хотелось в это верить, да и Малфой создавал о себе всё же правильное впечатление: умного и сознательного юноши. Все остальные декорации можно было отмести.
   Когда Малфой согласился с её предложением и взмахом волшебной палочки отворил дверь в один из классов, Вуд про себя выдохнула. Ей даже как будто стало на чуточку легче, словно груз знания разделили пусть и не пополам, но хоть на сколько-нибудь. Не заставляя подгонять себя, Агнес шмыгнула в пустой класс и услышала, как дверь за ней и Малфоем закрывается, отгораживая их от любопытных глаз, ушей и носов, которые суются не в своё дело.     
   Последовав примеру слизеринца, Вуд достала волшебную палочку и, взмахнув ей, прошептала:
- Lumos, - класс хоть и осветился чуть больше, но уюта и гостеприимства это ему совсем не добавило, а, скорее, наоборот. Слабый огонёк разбросал по стенам тени, а углы так и остались неосвещаемыми. Вуд поёжилась от неприятного ощущения и посмотрела на Малфоя, внимательно слушая, что он скажет.
- Разумеется, ты – не причём. Тебя никто и не обвиняет. Ведь обвиняют Ру, а он… Твой друг. Или я ошибаюсь? – неуверенно спросила Агнес. Как бы правильнее подобрать слова, чтобы выразить всё, что её беспокоило и зачем она, в самом деле, искала Малфоя? Комплимент весьма сомнительный, слетевший из уст слизеринца, Вуд пропустила мимо ушей. – Дело даже и не во мне вовсе. То есть, не только во мне. Просто…
   Вуд замолчала, в последний раз задумываясь, а стоит ли говорить.
- По замку ползут слухи. Все напуганы и скоро может подняться паника. И что тогда? Что говорить студентам, у которых будут вопросы, с которыми они наверняка пойдут к нам? Отправлять их к директору? Я уже вздрагиваю, как только кто-то с растерянным или озабоченным видом просто идёт в мою сторону, – Вуд осеклась. – Звучит так, как будто ещё одно убийство будет на руку. Прости, не стоило этого говорить, - извинилась она.
- Я сегодня не видела Мишеля… С ним всё в порядке?

Если уж даже Малфой прямым текстом говорил, что Вуд следовало бы поменьше в себе копаться и себя грызть, то впору было идти и топиться. Говорил он без иронии и издёвки, и на том вроде спасибо, но, в сущности, что это меняло? Одно дело, когда об этом говорит семья или друзья, и совсем другое, когда человек, который тебя не знает. Это задевает и, в какой-то степени, это обидно. Даже вдвойне обидно, если только учесть, что это умозаключение не просто случайная догадка, а вполне себе сознательный вывод, сделанный без особых на то усилий. Вуд почувствовала на короткое время укол раздражения, но не смогла определить сразу, на кого именно оно было направлено. «Это что, всё настолько заметно?», - подумала она. – «У меня на лице всё написано? В голосе слышится? Или что? Вот уж меньше всего мне нужно объяснение моему состоянию». Пожалуй, злилась скорее даже не на Малфоя, а на себя саму, потому что во всей этой сложившейся ситуации ей надо было куда-то идти, что-то говорить, кому-то разъяснять и кого-то беречь, а это всё требовало от неё больших эмоциональных затрат. Вуд надо было быть сильной, а вместо этого она была слабой. Сколько бы она себя ни уговаривала и ни внушала себе, что всё будет нормально, она в это не очень-то верила и её нервозное состояние, сквозило, видимо, во всём. Ну, раз Малфой попал прямо в цель со своим высказыванием. «Как у тебя так просто всё. Выговорись и всё будет нормально. Как я могу совместить желание выговориться тому, кто меня понимает, при условии, что мне велели держать язык за зубами? Говорить загадками? Да, самое время после того, как обещаешь не врать. Или, точнее, ничего не скрывать. Следует ли считать, что обещание, данное неделю назад, имеет больший вес, чем обещание, данное вчера?» - в своих собственных мыслях Вуд уже сама начала путаться. Судя по предлагаемому Малфоем, ей надо было не мучаясь угрызениями совести (что для Вуд невозможно было априори), подойти к тому же Бриану и сказать: «В школе убили профессора. Мне велели молчать, но я тебе всё растрепала. Сделай вид, что этого разговора не было. Теперь я выговорилась, у меня всё хорошо, и я могу жить дальше. Спокойно»? Вуд положила волшебную палочку, до этого удерживаемую в руках, на стол. Закрыв лицо ладонями, она потёрла глаза. В них как будто песка насыпали. Отнимая от лица руки и снова беря волшебную палочку, Агнес уставилась на неё, слушая, что говорит Малфой. Вертя артефакт в руках и смотря на неё так пристально, будто на ней была гравировка, что именно ей нужно делать, она начала гнуть палочку, того и гляди та сломается. Не доводя до крайности, она резко оторвалась от своего занятия и уставилась куда-то поверх головы Малфоя.
- А во что ты веришь? – бесцветным голосом спросила у него Агнес, но всё это безразличие разом схлынуло, когда она услышала,  что Ру в замке больше нет. – Что, прости? Я не ослышалась? Он теперь в Министерстве? 
   Вот уж этого Агнес предполагать не могла. Ру могли оставить в замке, ввести режим типа «домашнего ареста», для выяснения всех обстоятельств дела, всё-таки они ведь не были до конца уверены в том, что это он убийца, или были? Что заставило их сажать его в изолятор? Не иначе как твёрдая уверенность в том, что Мишель представляет действительную опасность? Ладно уж говорить про временную меру для выяснения обстоятельств... Представителя египетской аристократии просто так не заталкивают в изолятор. Так, по крайней мере, думала Агнес. По спине пробежал какой-то неприятный холодок. Надежда вроде бы была призрачная на то, что всё это – нереально, но теперь стало реальнее некуда. Значит, улики настолько серьёзны и неопровержимы? Разговор, кажется, обещал быть долгим. Вуд выдвинула стул из-за стоявшего рядом стола и села на него. Палочку положила на столешницу, а подбородок на сцепленные в замок руки.
- Что у них есть на него? – спросила она и, помедлив, продолжила. – Давай представим, что вы не друзья, но при этом ты неплохо знаешь Мишеля. Ру мог убить? Только, ради Мерлина, Малфой, не будь предвзят. Если бы Визенгамот в полном составе собрался ради такого дела и  вызвал тебя на допрос завтра или , скажем, через неделю и задал такой вопрос, что бы ты ответил им?
   Малфой хоть и говорил, что Мишель не убивал профессора, но был ли он вообще способен на убийство? Впрочем, Скорпиус вполне мог сейчас соврать, и ему бы ничего за это не было. Ему бы даже ничего не было за ложь, даваемую в суде, при условии, что не применяли бы сыворотку правды. Но Вуд хотелось узнать, что он скажет и, может быть, важнее было бы даже, как при этом себя поведёт.
   Упоминание о том, что школа может быть закрыта, заставило Вуд нахмуриться.
- Хогвартсу более тысячи лет и я не припомню случай, когда бы его закрывали. Последствия будут ужасны для всей Британии. Волшебники-недоучки из семей волшебников станут обычным делом, а что будет через десять лет? Через тридцать? Мы окажемся в изоляции. И это будет конец, - Вуд отрицательно покачала головой, стремясь прогнать жуткую картину, которую только что нарисовала себе.

- А должна была? – ответила вопросом на вопрос Вуд и сделала это, пожалуй, слишком резко, чем того требовала ситуация. Внутри появилось какое-то препротивное чувство, словно её обманули, что-то утаили, будто бы шептались за её спиной и вели какую-то нечестную игру, пренебрегая. Агнес сама не поняла, почему её это так задело. В конце концов, она и в самом деле не имела к Ру никакого отношения и была во всё это втянута лишь благодаря той должности, что занимала. Вуд поджала губы и едва поборола в себе желание встать и уйти, поведя себя так, как ведут семилетние дети, которым вдруг что-то не нравится и единственный видимый для них выход из ситуации – встать и уйти, потому что мириться с тем, что от них не зависит, они ещё не в состоянии.
   Слишком много «объективности» было в словах Малфоя, и это настораживало Вуд, а его интонация так и вовсе вызывала недоумение. Похоже, что тема Скорпиусу была неприятна – слишком много желчи было в его словах, произносимых с плохо скрываемым раздражением. При таком раскладе может и не стоило больше задавать провокационных вопросов, или каких бы то ни было вопросов вообще. Кто знал, насколько безгранично терпение Малфоя, и сколько ему удастся сохранять лицо при вопросах, задаваемых вот так в лоб? И чем всё это может закончиться? Возможно, лучше было свернуть весь этот разговор прямо сейчас и не форсировать события…. А возможно и нет. Слова Малфоя заставили Вуд крепко задуматься и то, к чему она пришла, не понравилось ей вовсе. Могла ли она вот так же убить кого-то, угрожай этот мифический человек её родным или близким? Вуд, правда, хотела бы ответить, что нет. Рука не поднимется, не хватит духа, нервы сдадут и ещё Мерлин знает, сколько могла бы придумать сейчас отговорок, чтобы выдать желаемое за действительно, но почему-то не могла. Не в этот раз, по крайней мере. И от осознания, что она не слишком отличается от всех людей и может убить даже кухонным ножом, ей было мерзко. Как будто она только что вывалялась в грязи, и единственным желанием её стало поскорее отмыться от одной даже мысли об убийстве человека. Это была суровая правда жизни, которую Вуд приходилось принимать и с которой приходилось мириться, хотела она того или нет.
- С тобой всё нормально? – спросила она у Малфоя, не осознавая, что голос её предательски дрогнул, а сама она вытянулась в струну, словно ожидая шквала нападок или какой-либо агрессии. Малфой бросил ей встречный вопрос, будто пытаясь перевести стрелки, и Вуд устало вздохнула. Что она могла ответить ему? Что Мишеля не знала от слова совсем, да и никогда не стремилась узнать? Нужды в последнем она не чувствовала и, может быть, корила себя сейчас за это? Может, прояви она больше настойчивости, узнай его лучше, ей было бы от всего этого легче? Или не было бы? Ни то, ни другое не смогло бы изменить факт убийства, но вот отношение к нему самой Агнес очень даже могло…. Но сделанного не воротишь. – Я не знаю, - тихо ответила она.
   Глубоко вздохнув, словно собираясь с мыслями, она повторила громче и увереннее:
- Я не знаю, Малфой. Мы не были знакомы близко. Мерлин, мы не то, что близко, мы хоть относительно близко не были знакомы. Парой слов перекинуться с человеком – ты считаешь, что этого достаточно для составления его психологического портрета? Утверждать, что я что-то знаю о человеке только по одному его внешнему виду глупо. Особенно сейчас. Мне кажется, что я даже себя не знаю, - закончила она, мысленно возвращаясь к тому, смогла бы она совершить убийство или нет. Похоже, что теперь ещё одной проблемой в её голове станет больше. Только этого ей не хватало: загонять саму себя в очередную ловушку.
   Даже думать о том, что школу могут перенести не хотелось. Одно другого было хуже. Закрыть, перенести, сменить режим функционирования…. Какая разница? Всё равно суть останется одна: Хогвартс Хогвартсом больше не будет, и всё изменится. Думать, что всё уже изменилось, Вуд тоже не хотелось. Она всё ещё пыталась верить в лучшее, впрочем, как и всегда.
- Ты ведь скажешь мне, если что-то ещё выяснится? – она испытующе посмотрела на Малфоя, силясь понять, захочет ли он выполнять её просьбу, посчитает ли вообще это стоящим делом. Ведь никто и ничто не мешает ему просто забыть о сегодняшнем разговоре и бросить Вуд на произвол судьбы. В конце концов, никто из них ведь никому ничего не должен, верно? – Правда?
   Она и сама не заметила, как произнесла последний вопрос с долей нажима.

Слова Малфоя почти резанули Вуд слух. Ей определённо не понравилось, что он игнорировал её осторожные высказывания и считал, будто она кого-то здесь обвиняет. Она разве дала ему повод? Она же прямым текстом сказала ему, что не может этого делать. Не было у неё таких прав, а то, что Малфой высказал ей – это были его личные домыслы и выводы и Вуд с ними мириться никак не хотела. Это выставляло её в негативном свете и ей приходилось держать ответ перед собственной совестью, которая обычно била всегда больнее и сильнее, чем вообще хоть кто-либо из окружения. А Агнес считала, что не виновата ни в чём здесь и не обязана этих угрызений совести испытывать, но для того, чтобы открыто возмутиться и возразить, поставить кого-то на место она была слишком тихим и неконфликтным человеком. Ей проще было замолчать своё возмущение, чем давать ему ход, потому единственное, на что её хватило, это пробормотать себе под нос:
- Я и не сужу, Малфой. С чего ты взял, что я сужу? Кто я вообще для этого?
   Она не понимала, вынесла ли для себя что-то из этого разговора. С одной стороны теперь она вполне могла подойти к Малфою с какими-то вопросами, касающимися данной темы, если вдруг они у неё возникнут и получила бы при этом умный и продуманный ответ. Это хоть сколько-нибудь успокаивало её смятение и приводило в порядок мысли, но с другой стороны, что было ещё в этой ситуации выяснять? Не изменилось ничего. И вряд ли теперь уже изменится. Она и не узнала ничего особенного. Подойди она ещё раз с вопросом, который Малфою покажется ерундой, не отправит ли он её восвояси, презрительно глянув и скептически хмыкнув?
- Смогу, наверное, - неуверенно сказала она, а следом поправилась, убирая эту неуверенность из  своего голоса. – Да, смогу.
   В его последних словах, конечно, была доля истины. Ей, может быть, действительно хотелось прибить порой неуёмных первокурсников, которые лезли куда не надо и искали себе проблем, но это ведь… Было не всерьёз. Она не смогла бы их даже наказать, а не то, чтобы убить и с этим Агнес соглашалась без внутренних противоречий, но слова, что не каждый достоин жить вызвали у неё недоумение, панику и страх. Как будто Малфой сказал, что убить, в сущности, не сложно, стоит только найти того, кто явно обременяет мир своим существованием. Вот этого Вуд принять не могла и уставилась на Малфоя большими глазами. Ей вдруг захотелось оказаться от него подальше.
- Ты… Как ты можешь так говорить? Ты хочешь, чтобы я не осуждала, но при этом считаешь приемлемым судить кого-то сам?
   Ей внезапно и вовсе расхотелось продолжать этот разговор, и никак она не могла погнать ощущение, что и в самом деле зря вообще сюда пришла. Новое знание, полученное ею, вряд ли несло для неё какую-то пользу. Она не разочаровалась в Малфое просто потому, что не была очарована, но неприятный осадок в душе у неё остался. Теперь бы только избавиться от него, но как скоро это произойдёт – неизвестно.
- Наверное, мне пора, - быстро проговорила она, так же поспешно при этом убирая палочку в карман мантии и всем своим видом показывая, что не собирается здесь более оставаться. – Спасибо, что уделил мне время, которое я у тебя, без сомнения, отняла.