Рука сама собой вычерчивала на белом листе бумаги набросок фигуры человека. Моран поморщился, когда сидевший за соседнем столом парень сменил положение, но он и так помнил, как тот опирался рукой о стол и наклонял голову. Образовавшаяся на листе череда фигурок в разных позах была еще в стадии набросков, он тренировался рисовать тело целиком, а не только портреты. Это было интересно, еще немного сложно, но помогало отвлечься от лишних мыслей и сконцентрироваться помимо рисования максимум на одной. Именно это ему сейчас и было нужно. После ритуала он уже обрел было душевное равновесие. Странно звучит, но это было так, Моран наконец чувствовал, как внутри словно медленно разжимаются тиски, державшие его в состоянии, близком к истерии, около полугода. Вот только днем ранее в разговоре с подругой он выяснил один факт, который снова запустил тревожный механизм.
Он был уверен, что следствие по делу профессора Джонсона работало со всеми возможными уликами и свидетельствами. В том числе – с неожиданно явившим себя миру призраком профессора, который материализовался в школе после убийства и которого сам Моран много раз видел. Но Линн откуда-то (через знакомую мальчика ее знакомой с другого факультета или как-то там еще, у девочек своя система оповещения, но кто-то у кого-то работал в Министерстве и знал такие подробности) слышала, что у призраков показаний никто не берет и как свидетелей их не учитывают! Это вызвало в голове парня просто сбой системы. Моран не мог понять, как так можно. Человек, которого убили… ну хорошо, он может почти растерять связь с прошлой жизнью, не помнить точно или не знать убийцу, но какие-то детали, решающие в деле, что-то за минуту до смерти, подробность, из которой какой-нибудь Шерлок Холмс вывел бы свою логическую цепочку и вычислил преступника – все это реально можно было узнать у одного из главных участников действа! Но нет же! Почему?! Они даже не пробуют?! Это не давало Морану покоя уже целые сутки. Первой мыслью, конечно, было отыскать «профессора» и расспросить самому. И ведь чтоб вас, уже столько времени потеряно!!.. Ну да ладно, проблема была не в этом. Во-первых Моран был уверен, что один все провалит и не сможет правильно задать вопросы (неуверенность в себе все же оставалась его главной чертой, впрочем он называл ее куда проще – трусость). Кого звать с собой – вопрос сложный. Линн наотрез отказалась участвовать в этом, настучала ему по голове здравым смыслом, сказав, что «его Мишель» давно свободен и снова лезть в это ни с того ни с сего будет верхом идиотизма. В целом, Моран и сам сомневался, стоит ли именно лезть, особенно когда никто его не просил, но то, что многие еще сторонились Ру, словно он мог реально быть убийцей, и шептались за его спиной, перевешивало все сомнения. Впрочем, во-вторых Моран сомневался, что друзья Мишеля не сделали подобного уже тогда, давним-давно, по горячим следам. Второе можно было узнать у них – но тут снова начиналась первая проблема с неуверенностью. «Ну наверняка они сами прекрасно знали, что следствие этим не занималось,» - думал Моран, в сотый раз очерчивая контур силуэта на бумаге. И все же его прямо разрывало от сомнений. А вдруг те тоже сочли, что от недоДжонсона ничего не добиться?.. Это был тупик, который можно было решить только одним способом – действовать. Проблема.
И кажется от того, что он сделает в листе дырку карандашом, она не решится. Тяжело вздохнув и сунув карандаш за ухо, Моран собрал свои листочки, разложенные на его любимом месте для размышлений – в самом конце уже почти опустевшего стола Рейвенкло. Половина народа уже покинула Большой зал, в основном оставались те, кто по каким-то причинам не успел доесть кусок пирога или обсуждал что-то с товарищами. Поднявшись и сунув папку с рисунками под мышку, Моран устало побрел на выход. Ему однозначно надо было попытаться…
Ба-бах! Моран врезается в кого-то, или кто-то врезается в него так, что его отбрасывает в сторону. Папка с рисунками вылетела из рук, сумка съехала с плеча. Моран в шоке замер на месте, пока парень-гриффиндорец, на голову его выше, в компании друзей, тоже остановился, оценивая, насколько зашиб человека.
- Ой, извини, - усмехнулся он, видимо ему было скорее смешно на ситуацию. Кто-то из девочек попытался поднять пару рисунков, а проходящие мимо (и откуда вдруг взялись толпы проходящих, все ж сидели на местах!) перепрыгивали через листы и с интересом посматривали на происходящее.
- Ничего, - устало выдохнул Моран, присаживаясь и начиная собирать свои шедевры, в первую те, что были ценнее – законченным портретам, которые нарисовал на днях и забыл переложить в тумбочку в общий альбом…
Подгребая к себе улыбающуюся Линн, изображенную в ее бальном платье, по пути принимая из рук помогающей девочки что-то еще, Моран потянулся к еще одному портрету, который хотелось спрятать от греха подальше. Да, он был маньяком… Узнав не так давно посредством сарафанного радио, что Гвендолин Нотт – невеста Мишеля Ру, Моран, признаться, был пару дней в легком шоке. И от того, что как-то это проморгал и не узнал раньше, и от самого факта. Нет, ничего общего с ревностью это чувство не имело – маньяком он был слишком умным, чтобы вообще ревновать к тому, от кого ему ничего не надо кроме наличия в его жизни. Но… это было словно еще одним подтверждением, что ему далеко до того круга людей, к которому относились Ру, Нотт, Малфой… Максу просто повезло, что он нашел с Мишелем общий язык. Макс забавный, смышленый, на него невозможно обидеться, к тому же – он настоящий Друг, готовый на многое ради тех, кто по каким-то причинам ему нравится и дорог. Но Моран… слишком забитый, неуверенный, ничем не отличающийся от серого большинства. Не судьба. То, что Мишеля окружают другие люди, и посторонние ему просто вряд ли окажутся нужны… убивало. А Нотт… она была его достойна – она относилась к тому миру, в котором жил Мишель, и в этом мире была, можно сказать, идеалом. Моран всегда видел ее собранной, уверенной в себе, все знающей, и к тому же выглядящей безупречно и ведущей себя как наследница королевских кровей. В каком-то смысле последней она и являлась, хоть и не принцессой, но чистокровной волшебницей… Неважно, где Моран подловил ее такой, какой она была изображена на бумаге – оглядывающейся из-за плеча, бросающей серьезный и немного задумчивый взгляд словно бы на кого-то, окликнувшего ее. Моран редко думал о том, насколько красивы окружающие его девочки, но этот портрет нравился ему. Теперь оставалось только спрятать его и сбежать отсюда…
Листок опустился аккурат на чью-то ножку в туфельке, и Моран уже потянулся, чтоб ухватить его, подняться и линять… когда вдруг что-то дернуло его поднять взгляд на владелицу туфельки. Наверное, примерно так замирал какой-нибудь мелкий грызун, столкнувшись нос к носу с хищником. Кто-то из компании гриффиндорцев присвистнул и все вроде как поспешили ретироваться со словами «мы тут лишние», хотя на самом деле головы их при отступлении были повернуты практически на 180 градусов, пока Моран просто по-идиотски замер, во все глаза глядя на стоящую перед ним Гвендолин Нотт, на чьей туфельке лежал нарисованный им ее портрет… Немая сцена. Народ разбегался, а Моран, у которого в голове промелькнула вся жизнь и который видел ее раньше только с расстояния, понятия не имел, что ему лучше делать – бежать, вставать и извиняться, или помолиться…
Отредактировано Montgomery Moran (2016-02-19 13:49:31)